|
В одной области новый компьютерный мозг осуществляет полный контроль. И потому биологический мозг пациента, а в действительности все его тело, становится как бы терминалом для нового компьютера. Итак, мы создали человека, который представляет собой сложный компьютерный терминал. Этот пациент есть дисплей нового компьютера, и он столь же бессилен контролировать процесс вывода данных, как монитор бессилен контролировать информацию, поступающую на его экран.
Возможно, это слишком сильно сказано, подумал Макферсон и, нажав на кнопку, добавил: – Гарриет, перепечатайте последний абзац, но я потом хочу его отредактировать, хорошо? «Римская четыре. Итоги и выводы». Он снова замолчал и включил звук, чтобы послушать Бенсона. Бенсон говорил: – …ненавижу их! В особенности проституток. Бортмеханики, балерины, переводчики, рабочие бензоколонок – люди, которые являются машинами или обслуживают машины. Проститутки! Я их всех ненавижу! Говоря это, Бенсон яростно тыкал в собеседника зажженной сигаретой.
4
– И что вы чувствовали? – спросил доктор Рамос. – Я разозлилась, – ответила Джанет Росс. – Разозлилась. Просто из себя вышла. Представляете: эта сестра стоит и смотрит! И притворяется, будто ничего не понимает, что происходит, а сама все прекрасно понимает! – Вы разозлились на… – доктор Рамос не закончил. – На хирургов. На Бенсона. Они захотели – и сделали. Я же им с самого начала говорила – с самого первого дня, – что это дурацкая затея, очень опасная затея, но Эллис, и Моррис, и Макферсон – все они только и мечтали об этой операции. Они все такие самодовольные. Особенно Моррис. Когда я увидела его в реабилитационной… Как он снисходительно разговаривал с Бенсоном – а тот, бедняга, был бледный как полотно, весь перевязанный, в проводках – я просто рассвирепела. – И почему? – Да потому, что он лежал там такой бледный, потому что… А! Она осеклась, подыскивая слова для ответа, но так и не придумала ничего путного. – Насколько я понимаю, операция прошла успешно, – сказал доктор Рамос. – И многие люди, перенесшие тяжелую операцию, теряют цвет лица. Так что же вас так вывело из себя? Росс молчала. – Не знаю, – наконец пробормотала она. Она услышала, как доктор Рамос пошевелился в кресле. Его она не видела: она лежала на кушетке, а доктор Рамос сидел у нее в изголовье. Наступила долгая пауза. Она уставилась в потолок и попыталась придумать, что бы сказать. Но мысли ее путались, и ничего здравого в голову не приходило. Доктор Рамос сказал: – Вам представляется важным присутствие сестры. – Разве? – Вы же сами упомянули про нее. – Я не заметила. – Вы сказали, что сестра находилась в палате и прекрасно понимала, в чем дело… Так что именно происходило? – Я рассвирепела. – Но вы не знаете отчего. – Знаю. Из‑за Морриса. Он такой самодовольный. – Самодовольный, – повторил доктор Рамос. – Чрезмерно самоуверенный. – Вы сказали, самодовольный. – Слушайте, я ничего не имела в виду конкретно. Это просто слово… – она осеклась. Опять рассердилась. Она отчетливо слышала, как ее злость прорывается в голосе. – Ну вот, вы и теперь рассердились, – сказал доктор Рамос. – Очень. – Почему? После долгой паузы она ответила: – Они меня не послушались. – Кто вас не послушался? – Никто. |
