Он в этот момент находился в одиночестве: Моррис пошел налить себе еще кофе.
– Послушай, – сказала она, – мы можем поговорить?
– Конечно. – Герхард склонил голову к ней. – Что такое?
– Мне надо кое‑что узнать. Ты можешь понаблюдать за Бенсоном прямо отсюда, через главный компьютер?
– То есть понаблюдать за имплантированным компьютером?
– Да.
Герхард пожал плечами.
– Наверное, смогу, а что? Мы же знаем, что имплантированная установка работает…
– Я знаю, знаю… Но ты можешь это сделать – просто на всякий случай.
Герхард ничего не сказал. Но в его глазах стоял вопрос: на какой случай?
– Ну, я прошу тебя!
– Ладно! Я включу систему мониторинга, как только все отсюда уйдут, – он кивнул в сторону сотрудников. – Я буду проверять его каждые полчаса.
Она нахмурилась.
– Каждые пятнадцать минут? – предложил он.
– А можешь каждые десять минут? – спросила она.
– Ладно. Каждые десять минут.
– Спасибо. – Она допила кофе – по пищеводу и желудку разлилось тепло – и вышла из кабинета.
***
Эллис сидел в углу палаты 710 и наблюдал, как человек шесть техников снуют вокруг кровати. Двое сотрудников радиационной лаборатории брали пробы на радиоактивность, сестра из «химии» брала анализ крови на уровень стероидов, электротехник возился с монитором ЭЭГ. Еще тут были Герхард и Ричардс – они в последний раз проверяли цепь интерфейса.
Невзирая на царящую вокруг суматоху, Бенсон неподвижно лежал на кровати, спокойно дышал и глядел в потолок. Он словно не замечал ни суетящихся вокруг него людей, ни того, что кто‑то брал его за руку, а кто‑то подтыкал простыню. Он просто лежал, уставившись в потолок.
У одного из сотрудников радиационной лаборатории были волосатые руки: они нелепо торчали из рукавов белого халата. На мгновение лаборант положил эту волосатую руку на повязку Бенсона. Эллис сразу подумал о прооперированных им обезьянках. Там требовались только техническое умение и сноровка, ведь всегда знаешь – хотя и притворяешься, будто все иначе, – что это всего лишь обезьяна, а не живой человек и если у тебя дрогнет рука и ты разрежешь бедную обезьяну от уха до уха, ничего не случится. Никто не будет засыпать тебя вопросами, родственники не будут требовать объяснений, не нагрянут репортеры с прокурором – ничего не произойдет. Не будет даже наглого запроса из отдела снабжения: куда это, мол, подевались обезьяны стоимостью восемьдесят долларов каждая. Всем было наплевать на обезьян. И ему тоже. Ему было неинтересно помогать обезьянам. Ему было интересно помогать людям. Бенсон пошевелился.
– Я устал, – сказал он и взглянул на Эллиса.
– Ребята, скоро? – спросил Эллис.
Один за другим техники и лаборанты отступили от кровати, собрали свои инструменты и записи и вышли из палаты. Последними ушли Ричардс и Герхард. Бенсон с Эллисом остались одни.
– Чувствуете сонливость? – спросил Эллис.
– Чувствую себя машиной. Чувствую себя автомобилем на современной станции техобслуживания. Чувствую, что меня чинят.
Бенсон начинал злиться. Эллис и сам ощутил возрастающее раздражение. Он даже испытал поползновение пойти в дежурку и попросить сестер и санитаров связать Бенсона и вколоть ему успокоительное, когда начнется припадок. Но он продолжал сидеть.
– Это просто ерунда! – сказал Эллис.
Бенсон сверкнул глазами и тяжело задышал.
Эллис взглянул на мониторы над кроватью. Нейроволны двигались ломаной линией, давая характерную конфигурацию предприпадочного состояния. |