Риненцефалон возник около 150 миллионов лет назад, когда на земле господствовали рептилии. Этот «нюхающий мозг» контролировал примитивное поведение, стимулируя гнев, страх, похоть, голод, заставляя животных атаковать или отступать. У доисторических рептилий, как и у современных крокодилов, не было другого органа, регулирующего поведение. У человека же был церебральный кортекс.

Но церебральный кортекс – позднейшее добавление. Современная стадия его развития у человека началась два миллиона лет назад, и в нынешнем состоянии церебральный кортекс существует лишь сотню тысяч лет. С точки зрения эволюции это ничтожно малый промежуток исторического времени. Кортекс развился вокруг лимбического мозга, который ничуть не изменился, глубоко погруженный в тканях нового кортекса. Кортексу, способному испытывать любовь, тревогу, муки совести и сочинять поэзию, пришлось заключить непростой мир с покоящимся в его ядре крокодильим мозгом. Иногда, как в случае с Бенсоном, этот хрупкий мир рушился, и крокодилий мозг время от времени торжествовал победу.

Какое же ко всему этому отношение имеют запахи? Эллис пока не мог понять. Конечно, припадки у Бенсона часто начинались с ощущения странных запахов. Но, может быть, возникало и еще что‑то? Какое‑то иное ощущение?

Он не знал этого и, вертя баранку, думал, что это не так уж и важно. Единственная проблема теперь – найти Бенсона прежде, чем крокодилий мозг одержит верх над человеческим. Однажды в Центре Эллис видел, как это происходит. Он наблюдал за этим взрывом через стекло с зеркальной поверхностью. Бенсон вел себя нормально – и вдруг он бросился на стену и начал ее яростно колотить, потом схватил стул и с силой грохнул им об стену. Припадок начался без всякого предупреждения и сопровождался приливом неконтролируемой, бездумной ярости.

Итак, в шесть утра, подумал Эллис. Времени не так‑то много.

4

– Что, ситуация критическая? – спросил Фарли, отпирая дверь центрального входа «Автотроникс».

– Можно и так сказать, – ответил Моррис, поеживаясь. Ночь была холодная, и он полчаса дожидался Фарли под дверью фирмы.

Фарли был высокий худощавый флегматик. А может, просто он еще не проснулся. Он чуть ли не целую вечность провозился с замком. Впустив Морриса внутрь, он включил свет в тесном вестибюле.

В глубине здания располагалась единственная комната, похожая на пещеру. Вокруг поблескивающих машин диковинного вида стояли письменные столы. Моррис слегка нахмурился.

– Знаю, что вы подумали, – сказал Фарли. – Ну и бардак!

– Нет, я только…

– Да нет, у нас и правда бедлам. Но мы справляемся с работой в срок, уверяю вас. – Он указал на один из столов. – Вот стол Гарри – рядом с БАПом.

– Что такое БАП?

Фарли кивнул на огромную металлическую конструкцию, напоминавшую паука.

– БАП означает: безнадежно автоматический пинг‑понгист. – Он ухмыльнулся. – Да нет. Мы просто так шутим.

Моррис подошел к паучьей конструкции и обошел ее вокруг.

– Это штука играет в пинг‑понг?

– Пока плохо, – признался Фарли, – но мы работаем над этой проблемой. Мы получили грант от министерства обороны, и условиями контракта предусмотрено создание робота, играющего в пинг‑понг. Я знаю, о чем вы думаете. Вы думаете: это какая‑то ерунда.

Моррис пожал плечами. Ему не нравилось, что Фарли постоянно сообщает, о чем он, Моррис, думает.

Фарли улыбнулся.

– Бог его знает, что у них на уме.