— А что за люди-то, Анатолий Иванович? Бандюки али политические?

— Не знаю, Боря, но думаю — политические. Скорее всего, эсеры. Чтоб их!.. Я сейчас шел в пятый нумер, хотел с гостями Жоржа познакомиться. И услышал, как в соседнем, шестом, двое ругаются и обсуждают как раз господ дипломатов! Дескать, прибить их или сначала со старшим посоветоваться…

— Ого! — Управляющий покачал головой. — Решительные ребята… Лады, Анатолий Иванович, сделаем назидание в лучшем виде.

— Только… не возле ресторана, Боря!

— Само собой…

* * *

Дежурный пристав в полицейском участке на Обводном канале посмотрел на часы — почти два пополуночи — и вздохнул с облегчением. Самое «горячее» времечко, с десяти часов вечера до часу ночи, когда уличная шелупонь «охотится» на припозднившихся и подгулявших горожан, закончилось. Теперь до утра можно и немного расслабиться. Пристав достал из ящика стола початую бутылку рябиновой настойки, что дала ему на дежурство понятливая супруга, развернул припасенный для закуски расстегай с судаком и крикнул городовому, торчавшему у входа в участок:

— Петрович, давай сюда! Спразнуем по маленькой. Не то околеешь на посту до утра.

Полицейские неспешно разлили по стаканам ароматную жидкость, дружно чокнулись, выпили, крякнули, отерли вислые усы и только приступили к расстегаю, как у входа раздался шум, будто на пол в коридоре упало что-то тяжелое.

Петрович глянул на начальство и споро кинулся из комнаты. Спустя мгновение пристав услышал забористое ругательство и крик:

— Господин пристав, Мироныч, подь сюды!

Выйдя в коридор, пристав углядел картину, в которую сразу попросту не поверил. Посреди широкого коридора на коленях стоял Петрович и держал в руках окровавленную голову миниатюрной женщины, лежавшей навзничь рядом. Одета незнакомка была весьма прилично, и одежда ее на первый взгляд не носила следов ограбления или насилия. Но на лбу женщины кровоточила длинная косая ссадина, кудрявые волосы слиплись от крови, а левая мочка уха была порвана.

— Жива? — сипло спросил пристав городового.

— Вроде как… — Тот поискал на шее женщины пульс. — Бьется… Кто ж ее так?!

— Гопники, не иначе. Дрянь дело, Петрович. Надо карету медицинскую вызывать — не дай бог, помрет тут у нас, потом не отпишемся.

Пристав кинулся обратно в дежурную комнату, принялся крутить ручку телефонного аппарата на стене. В этот момент раненая приоткрыла глаза, обвела мутным взглядом стены, с трудом сфокусировала его на лице городового. Спекшиеся губы разлепились:

— Шестая линия… капитан Голицын… дело… государственной… — И девушка снова потеряла сознание.

Глава 2

1913 год. Рождественские каникулы. Москва

Ни свет ни заря Аркадий Францевич Кошко явился в свой кабинет, и на столе его ждал ворох бумаг. Сюда, в Малый Гнездниковский, в сыскную полицию Москвы, столько всякой дряни стекалось — успевай только разгребать. А уж по случаю Рождества вообще творилось немыслимое.

В Москву и Санкт-Петербург съезжались чудаки со всех окраин, которым дома не сиделось, вынь да положь им праздник в столице. Чудаки привозили немалые деньги, их дамы — все драгоценности, сколько набиралось шкатулках, и по такому случаю в столицы, опять же из всех уголков Российской империи, слетались стаи беспардонного ворья.

А у господина Кошко, возглавлявшего уже шесть лет сыскную полицию, были принципы. В приемной перед его кабинетом висело объявление, что начальник принимает по делам службы в случаях, не терпящих отлагательства, — в любой час дня и ночи.