— Не знаю, чему вас только учат!

— Во время войны я был в нестроевой службе.

— Намучились там, видно, с тобой! Я дам тебе оружие. Так тебе будет спокойнее. Иногда достаточно мелкого калибра — 6,35, чтобы выпутаться из беды.

Несмотря на все мои страхи, я мало-помалу привыкал к своей двойной жизни. Теперь я с самым естественным видом умел глядеть по сторонам или же наблюдать за улицей, ловя ее отражение в витрине. Я забыл о своем прошлом, даже не вспоминал об Эвелине. Время от времени я писал родителям привычные слова, стараясь успокоить их. Работать почти перестал. Отложил в сторону Расина. Уроки наводили на меня тоску. У меня было одно желание: поскорее вернуться к мадам де Шатлю, чтобы ее взгляд проник мне в самое сердце, затопив его светом, словно солнце. Ради ее удовольствия я часто придумывал какие-нибудь детали, касающиеся Плео. Например, рассказывал, что он худеет, что он явно боится, что шахматы перестали интересовать его.

— Ах, эти шахматы! — воскликнула она однажды. — Сколько зла причинили они нам! Подумайте только, ведь он играл даже заочно, по переписке. И всегда был рассеян, а стоило хоть немножко отвлечь его, он становился зол как собака.

— Но зачем вам было выходить за него замуж? Разве вы не знали его привычек?

— Знала. Я часто думала об этом, Марк. Так вот, мне кажется, что предчувствие несчастья притягивает людей не меньше, чем надежда на счастье. Головокружение. Зов бездны! А может быть, и неосознанная потребность ненавидеть, столь же сильная, как и потребность любить!

Я выбрал эти фразы из множества других, о которых не упоминаю, потому что они особенно поразили меня. Главное, чего я добиваюсь, это дать тебе возможность сориентироваться, помочь тебе разобраться, понять то положение, в котором я очутился. С одной стороны, я был влюблен в Арманду, но влюбленность моя носила налет мечтательности, несовместимой с серьезностью переживаемых нами событий; с другой стороны, будучи другом Плео, я оказывал ему плохую услугу, хотя и не предавал его; и, наконец, став участником Сопротивления, я, оставаясь как бы на уровне любителя, все более и более втягивался в эту беспощадную борьбу, не осознав еще до конца всю ее суровость. Между тем трагедия надвигалась. Но виноват я был не больше, чем те рыбешки, что попадают в сеть. Именно это я по мере возможности пытаюсь растолковать тебе.

После операции «книжная лавка» последовало несколько незначительных заданий, выполненных без особых осложнений. А затем произошел случай с передатчиком, и тут я чуть было не попался. Жюльен тщательно проинструктировал меня. Я должен был пойти в маленький гараж на проспекте Эдуард-Мишлен и сказать хозяину: «Газогенератор Портоса сломался». Тогда он даст мне чемодан с передатчиком, который мне следовало отнести в замок. «Это будет большая тяжесть, — предупредил меня Жюльен, — очень большая. О велосипеде и думать нечего, учитывая качество покрышек. Представляешь, если они лопнут по дороге?.. Тебе придется тащить груз в руках. А хватит ли у тебя сил?»

Он набил старый чемодан землей, и я таскался с ним по парку под его неусыпным оком. «Держись прямее!.. Левую руку вдоль тела… Когда останавливаешься отдохнуть, делай вид, что сморкаешься, что-то ищешь в карманах… А когда снова двигаешься в путь, не показывай, что подымаешь пуды железа, Боже ты мой!..»

Испытание было тяжелым, но так как мадам де Шатлю наблюдала за мной из гостиной, я собрал все свои силы и в конце концов стал походить на человека, который возвращается откуда-то домой, но не может идти быстро из-за несколько обременительного багажа. Жюльен с точностью определил мой маршрут: площадь Карм-Дешо, улица Якобинцев, улица Монлозье, площадь Жода, улица Блатен… Короче, ты представляешь это себе не хуже меня.