Мои заслуги! Он повторял слова Арманды. А я тем временем думал о Плео. Наверное, следовало дать ему немного больше денег. Если он потребует аванса в гараже, это будет катастрофа. Я едва притронулся к еде. Мне хотелось следовать за Плео повсюду, чтобы держать его под неусыпным надзором. Где он питается? С кем разговаривает? Быть может, выпив лишнее, он пускается в опасные излияния? Нелепая фраза несчастного Жюльена жужжала у меня в голове, точно муха, прилетевшая на скверный запах. «Целься в висок!» Я отодвинул свою тарелку.

— В чем дело? — шепотом спросила Арманда. — В последнее время ты стал какой-то странный.

— Ничего подобного. Я в полном порядке.

После обеда я присутствовал на одном из заседаний. И только там понял всю разрушительную силу зла, овладевшего мной. Я принимал участие в спорах и в то же время наблюдал за всем происходящим издалека, словно зритель в театре. Бидо, по своему обыкновению, кипел страстью и казался загадочным. Я слушал, но был не способен принять для себя то или иное решение. Речь, помнится, шла о «праве преследования». Имеем ли мы право преследовать феллага на тунисской территории? То была жгучая проблема, и мнения о возможном ее решении резко разделились. А у меня из головы не шел Плео. Оставить его жить во Франции было чистым безумием. Даже при условии, что он будет вести себя тихо, что никто его не узнает, одного его присутствия будет достаточно, чтобы превратить мою жизнь в кошмар, и в конце концов я не выдержу. Я разрывался между двумя непреодолимыми желаниями: держать его при себе или послать ко всем чертям. Разумеется, лучше всего было бы отправить его в какую-нибудь соседнюю страну, откуда регулярно кто-то — но кто? — мог подавать о нем вести. Впрочем, даже если вообразить, что такая возможность представится, разве угроза, которую он собой являет, от этого уменьшится? Ведь если вдуматься хорошенько, то степень моей безопасности измеряется не километрами. Само его существование угрожало мне гибелью. Совещание закончилось ничем. Лурмель, депутат от Кемпера, потащил меня в ближайшее кафе.

— Нам никогда из этого не выбраться. Никто никого не хочет слушать. А мое мнение таково: если уж попал в осиное гнездо, то главное — не раздражать ос. Самое разумное — уйти потихоньку.

— Это означает?..

— Ах! Не смею сказать об этом вслух. Но посудите сами: с одной стороны — независимое Марокко, с другой — Тунис, ускользающий из-под нашей власти… Как видите…

Я стал резко возражать — прежде всего из-за тебя, а также из-за всех этих парней, которые дерутся там и которых мы не имеем права предавать, но в глубине души меня мучили сомнения. И здесь я хочу отметить, что алжирский вопрос стал предметом наших ссор с Армандой.

Как ни странно, к этому примешивались старые идейные разногласия. Разве Плео не говорил в свое время: «Нужно уметь сочетать и то и другое. Жизнь не любит крайностей, экстремистских решений. Арманда, к несчастью, всегда была экстремисткой». И он был прав. Арманда уважает силу, любит радикальные решения. Ей чужды колебания — мятежников следует уничтожить, и все тут. Я же, напротив, полагаю, что если представится возможность вступить в переговоры, то было бы безумием такую возможность упустить. Не стоит развивать дальше эту идею. Она сама тебе пишет, и ты не хуже меня знаешь, что она думает по этому поводу. Но самым поразительным в то время было появление Плео, который снова встал меж нами, Плео — призрак из 1944 года и Плео начала июля 1957 года; о существовании этого последнего она еще не подозревала, хотя он представлял собой не призрачную, а вполне реальную опасность, способную в любую минуту разрушить нашу жизнь.