— Нет. Дело совсем не в этом.

— А в чем же тогда?

Тут она проявила такую интуицию, что я совсем опешил.

— Тебя кто-то шантажирует?

— Не говори глупостей.

— Если у тебя нет другой женщины, можешь ты мне объяснить, куда ушли эти деньги — сумма немалая. Если ты собираешься одолжить их кому-то из своих друзей, зачем скрывать от меня? Я умею хранить тайны.

И так как я продолжал безмолвствовать, она холодно добавила, как будто ставила диагноз:

— Вот видишь. Все-таки женщина. Я ее знаю?

— О! Оставь меня наконец в покое!

— Итак, я угадала. Я ее знаю. Это, случаем, не Мари-Клер Дюлорье? Я заметила, как она вертится около тебя.

Голос ее дрогнул, правда едва заметно, но я успел сообразить, что она страдает, — это было ясно, а я, погрязнув в собственных заботах, сам того не желая, вел себя, оказывается, довольно гнусно. Однако она уже взяла себя в руки.

— Послушай, Марк. Если это мимолетное увлечение, перестань с ней встречаться, и не будем больше вспоминать об этом. Но прекрати с ней видеться немедленно, если не хочешь, чтобы пошли сплетни. Я этого не вынесу. Если же это серьезно, скажи мне об этом прямо. Я приму необходимые меры.

Не сводя с меня глаз, она медленно загасила в пепельнице сигарету. А я не мог вымолвить ни слова, — так же, как тогда, когда прошел слух, будто Плео убит. Всем своим существом я чувствовал, что никакое объяснение не поможет: так трудно докопаться до истины. Именно поэтому я и взялся писать тебе это длинное послание. Либо долгая исповедь, включающая все детали, тысячи мелких повседневных горестей, либо ничего. Но как бы там ни было, Арманда неминуемо станет моим врагом.

— Итак, решено, — сказала она. — Ты ничего не хочешь мне сказать? Ладно. Как знаешь. Но, надеюсь, ты отдаешь себе отчет, что я этого так не оставлю.

С этой неясной угрозой она удалилась. Сам понимаешь, какой была наша жизнь в последующие дни. Прежде всего, меня выдворили из спальни. В тот же вечер я обнаружил, что все мои вещи — белье, одежда, пижамы, обувь — все, решительно все перекочевало в комнату для гостей. В присутствии посторонних Арманда улыбалась, брала меня за руку, словом, изображала из себя безупречную супругу. Но как только мы оставались одни, воцарялось молчание. Я был на карантине. Она избегала малейшего соприкосновения со мной, словно я был заразный. В машине я садился на заднее сиденье. За столом она оставляла между нами пустое место. Короче, началась подспудная война — обычное дело в семьях, где царит раздор. И все это по вине Плео!

Между тем я продолжал заботиться о нем, потому что теперь надо было во что бы то ни стало отправить его на край света. Либо он уедет, либо мне придется убить его. Я уже говорил тебе, что эта идея не раз приходила мне в голову, он она еще не завладела моими нервами, всем моим существом. Пока это был только образ, возникший в моем сознании, как в те времена, когда Жюльен пытался настроить меня против Плео. Тогда это была своего рода мечта о могуществе, ведь Плео был полностью в моей власти. А теперь я был во власти Плео. И если он не поспешит уехать, я не смогу оставить его в живых. Мне вдруг со всей очевидностью открылась эта непреложная истина, эта настоятельная необходимость. Надеюсь только, что прибегать к этому крайнему средству не придется. Кризис миновал, и отныне Плео станет послушным. На этот раз я сам посажу его в поезд. Собственными глазами удостоверюсь в его исчезновении. Потом помирюсь с Армандой. Я еще не знал, как это сделать, но был уверен, что, избавившись от Плео, переменюсь к лучшему без всяких дополнительных усилий — так шкура зверя обретает в определенных условиях былой блеск и красоту.