— Я — Герой России! — ревел он. — А вы кто? Дерьмо!..

Громов попытался прекратить эту нелепую ссору, но тоже получил по физиономии — от разъяренного нувориша, К драке пришлось подключиться Лукашевичу: допустить, чтобы у него на глазах избивали его командира, он не мог.

Потом все они как-то сразу очутились в отделении милиции, в «крысятнике». Стуколин продолжал буйствовать, хватаясь разбитыми в кровь руками за прутья решетки и жутко матерясь. Бритоголовый нувориш, сидя на табурете и утираясь платочком, давал показания. Сонный, вялый лейтенант милиции заносил эти показания на бумагу. Второй милиционер — в пятнистом комбинезоне — прохаживался по помещению, поигрывая дубинкой и с нехорошим, темным весельем поглядывая на арестованных офицеров. Лукашевич, у которого дико болела голова, тем не менее в первую очередь проверил карманы. Карманы оказались вывернуты: ни удостоверения, ни ордена, ни довольствия, ни военного билета — всё изъяли.

Лейтенант закончил с показаниями, попросил нувориша расписаться и обратился к своему пятнистому компаньону с вопросом:

— Ну что, Сева, надо бы их в комендатуру сдать?

— Можно и в комендатуру, — согласился пятнистый. — Только я бы еще с ними поработал.

Сказавши так, пятнистый выразительно взмахнул дубинкой.

— Свиньи какие, — пояснил он свою мысль. — Приехали, понимаешь, в Москву и сразу нажрались. Дома у себя нажирайтесь.

Он приблизился к решетке «крысятника» и вдруг резко ударил дубинкой по пальцам державшегося за прутья Стуколина. Тот заорал благим матом, отскочив от решетки.

— Что вы себе позволяете? — разъярился теперь уже Громов. — Мы военнослужащие, мы офицеры. Немедленно свяжитесь с комендантом.

— С комендантом мы свяжемся, — сказал пятнистый. — Но только тогда, майор, когда этого захочу я. И от твоего поведения зависит, захочу я этого или нет.

Громов побледнел от едва сдерживаемой ярости. И всё бы кончилось очень плохо, но тут дверь распахнулась и в отделении появился Фокин в сопровождении какого-то высокого милицейского чина. Лейтенант и пятнистый встали навытяжку.

— Ага, они здесь, — отметил Фокин. — Что же вы, товарищи офицеры? — обратился он к плененным офицерам. — Без опеки и часа не можете?

Лейтенант, выйдя из-за стойки, доложил чину, за что и при каких обстоятельствах были арестованы офицеры. Чин кивнул, но видно было, что решает здесь не он, а этот вот молодой человек.

— Открывайте клетку, — приказал Фокин. — Через час у них поезд.

Замок с «крысятника» был снят, и офицеры выпущены на волю.

— Пусть личные вещи вернут, — сварливо потребовал Лукашевич. — И деньги.

— Денег у них не было, — быстро сказал лейтенант. — Всё пропили.

— Личные вещи вернуть! — распорядился Фокин с брезгливой миной.

На вокзал офицеров привезли под конвоем из трех автоматчиков. Словно уголовников-рецидивистов. Мрачные офицеры вошли в вагон, и поезд почти сразу тронулся.

Стуколин под причитания пожилой проводницы высунулся из вагона и проорал, потрясая окровавленным кулаком;

— Я еще вернусь, суки! Я вам, тварям, еще задам!

— Всё! Всё! Успокойся! — прикрикнул на него Громов.

Стуколин послушался. Сплюнул на пол и утер рукавом раскрасневшееся лицо.

— И все-таки они суки, — произнес он уже тихо, но непоколебимо. — Твари продажные. Мы за них, а они нас…

— Надоело, — сказал Громов.