— Ладно, хватит носом хлюпать! — ударил себя Дима по коленке, возвращая себе прежнее боевое настроение. — Значит, Сома твоего беру на заметку. Может, и не хлопнули его и вывернулся он как-то из тюряги. Вообще замечу, что, судя по манере, это его рук дело. Он музеи очень уважал, только в основном по провинциальным прогуливаться любил. Да и как же он в Эрмитаже ночью оказаться смог? Не постигну! Невероятно просто! Ведь, как я понял, Сом с напарником работал, а поэтому все получается, точно в кинематографе: захотели ребята шедеврик унести на миллионы долларов ценой проходят, как к себе на кухню, и берут.

И Дима снова застонал, словно у него был полон рот больных зубов настолько не укладывалось в его голове все происшедшее.

— Эхма! — раскачивался он. — Если б сам не видел, что копия висит, чужая копия, никогда бы тебе не поверил! Ладно, пусть не Сом, царствие ему небесное, пришел, так кто же? У кого ключи? Кто может по эрмитажным залам по ночам разгуливать да еще вдвоем? Ну, наверное, директор в случае большой нужды мог потребовать открыть все двери, — загнул Дима палец на руке, размышляя вслух. — Еще, наверное, из органов товарищи смогли бы, придя на вызов. — И снова пальчик загнут. — Эге! — встрепенулся Дима, точно ему пришла на ум идея. — А это не мильтоны ли пожаловали, как ты думаешь?

Володя, внимательно следивший за ходом мысли «предводителя», радовавшийся в душе тому, что Дима ухватился было за Сома, услышав о «мильтонах», даже вздрогнул.

— Нет, — замотал он головой, — не думаю. Разве могут милиционеры свободно ночью по Эрмитажу шастать? Здесь время нужно, а мильтоны друг за другом, кажется, внимательно секут. Не может быть... — решительно возразил Володя, боясь выдать волнение.

Но Дима сумел-таки уловить дрожь в голосе юного напарника и спросил, сверля Володю взглядом:

— А ты что разнервничался, дружок мой милый? Может, ты с ними заодно? А может быть, и не было никаких мильтонов-привидений, а ты взял да и принес другую копию, да и повесил... а? У тебя, приятель, времени довольно было, чтобы подготовиться. Сговорился с кем-нибудь да и сделал свою подделку, а теперь грешишь на Сома покойного, царствие ему... Я же не видел, с чем ты в музей пришел, не проверял. Ну, говори, гаденыш! — И Дима, схватив Володину кисть, сжал ее своей рукой точно клещами.

Володя резко вскрикнул так, что обернулись на этот крик два проходивших мимо иностранца, но Дима успокоил их сладчайшей улыбкой — мы-де просто шутим — и иностранцы пошли своей дорогой. А Володя то ли от сильной боли, то ли от страха, то ли от жалости к себе горько разрыдался. Ему на самом деле было очень плохо, и план единоличного владения «Иеронимом», неожиданно возникший в камине, теперь казался необдуманным, поспешным, не сулившим ничего хорошего.

— Ну, хватит, хватит! — миролюбиво пнул Дима Володю в бок в знак полного доверия. — Вижу, вижу, что чистый ты. Только ты и меня пойми — я всей этой историей с «привидениями» просто поражен. Уму непостижимо: как случилось совпадение такое, когда и мы и эти.