- Ну да... а что? - Рысь настороженно уставилась на медведицу.

    - Так Иван же себя папой нарек! Значит, ящерка не Кощея, а его защищает... Может, еще не все потеряно... Хватит! Пойду сама посмотрю, что там творится. - И медведица с места в карьер взяла такой разгон, что Матрена только ахнула.

    - Если это называется идти, то что же такое бежать? - Рысь едва поспевала за Василисой, ломящейся через бурелом как танк. - Да не несись ты так, убьешься! И меня загонишь.

    Но медведица не обращала внимания на увещевания мамки. Истомившейся за двое суток тревогой и вынужденным бездельем Василисе не терпелось взглянуть вблизи на своего суженого, проверить - а вдруг живой? Может, ранен только? А вдруг родимому помощь нужна... Он там кровью истекает, а они тут... Выскочив из чащи, медведица кубарем скатилась в овраг и, не останавливаясь, взлетела на противоположный склон, где взору ее открылся родной посад. Битва, видать, была нешуточная. Об этом красноречиво говорило состояние кузницы Вакулы и гостиного двора. Непонятным образом исчезли и два боярских терема. Но Василиса не обращала внимания на эти мелочи. Ее взор лихорадочно метался по посаду в поисках милого, но не находил. Так как мчалась она к посаду напролом, то и вышла к нему по кратчайшей прямой - с тылу. Ее собственный терем заслонил того, ради кого она и неслась сюда сломя голову. Посад, напрочь лишенный частокола, имел довольно жалкий вид. По иронии судьбы костра избежали лишь ворота, сиротливо стоящие на холме. У ворот столпилась вся челядь Василисы, не решаясь переступить черту, за которой и начинался, собственно, посад. Вдоль ворот, тяжело переставляя ноги, бродила Саламандра, вещая разношерстной компании уток, гусей, волков и прочей живности о новых порядках на территории посада.

    - Повторяю в последний раз... - Саламандра остановилась, вперила свой огненный взор в створ ворот, выдержала паузу и вновь возобновила движение. - Посад на военном положении, вход посторонним мор... - ящерица на мгновение задумалась, - ...лицам строго воспрещен.

    - Так война-то по ночам здеся, а нонче день на дворе, вона солнышко-то как высоко, ужо припякать стало, - заквохтала курица. - Нам здеся прибирать надоть. - И она попыталась двинуться вперед.

    - Еше шаг, и я стреляю! - Саламандра начала сводить глаза к переносице. - Из меня Горыныч всю ночь "ворошиловского стрелка" делал! Так что не советую.

    - Плевать я хотел на твоего Горыныча! - разошелся тут седой матерый волк. - Кузню мою спалили, злыдни. - И Вакула решительно сунул морду в ворота.

    Огнемет Саламандры выдал такую гигантскую струю пламени - похоже, без "эликсира" здесь не обошлось. Ворошилов перевернулся бы в гробу, узнай он о точности снайпера, претендующего на высокое звание стрелка, носящего его имя. Струя, благополучно миновав створ ворот, подпалила одинокую березку, сиротливо стоящую метрах в ста от посада. Если бы не выстрел часового, она еще долго могла бы служить иллюстрацией к народной песенке "...во поле кудрявая стояла".

    - Предупредительный выстрел, - не растерялась ящерица. - Поняли, что такое снайпер?

    Челядь задумчиво посмотрела на полыхающую березку и потихоньку начала пятиться от ворот.

    - Правильно, - одобрила Саламандра, - ща я боекомплект пополню, и мы продолжим. - Уважительное внимание публики ей понравилось, и она не спеша добрела до ведра, опустила в него морду и занялась подзарядкой. По мере наполнения тело ее из малиново-красного становилось все светлее и светлее, пока не засверкало ослепительно ярким светом. Совсем как раскаленная добела болванка в кузне Вакулы, когда он вытаскивает ее из печи Челядь решила, что любоваться на стрельбу пьяной ящерицы гораздо удобнее со стороны, и дружно бросилась наутек.