— Посмотрите, что я натворила.
Финн вошел в комнату и стоял, наблюдая. Клер опустилась на колени и стала собирать все в саквояж. Гайллар сказал:
— Не расстраивайтесь, я все соберу.
Он опустился на колени рядом с ней. Клер посмотрела на финна так смущенно и беспомощно как могла, и он отреагировал так, как она и надеялась. Он усмехнулся, снял с плеча винтовку, положил ее на кровать и опустился на колено рядом с Гайлларом.
Клер не колебалась. На столике у кровати стоял графин резного стекла наполовину полный водой. Она взяла его за горлышко и изо всех сил ударила финна по затылку. Стекло разлетелось, кости треснули, и финн беззвучно упал лицом на ковер.
Она замерла на мгновенье, прислушиваясь, но было тихо. Клер сказала:
— Уходите Поль немедленно.
— А вы? — спросил он, поднимаясь.
— Обо мне не беспокойтесь.
Он взял ее за плечи, поцеловал и вышел. Клер осталась стоять, глядя на финна. Она была удивительно спокойна, не испытывала никаких эмоций, только жуткую усталость. «Мне нужно выпить, — подумала она. — Вот что мне нужно». Она вышла, закрыв за собой дверь.
Гайллар спустился по черной лестнице. Когда он достиг коридора, выложенного каменными плитами, открылась дверь со двора, вошел Майер и стал сбивать снег с ботинок. Увидев Гайллара, он от удивления попятился назад, но тот схватил его за рукав.
— Вы сделали, что я просил?
— Да, герр доктор. Я как раз оттуда, — проговорил, заикаясь, Майер.
— Молодчина, — похвалил его Гайллар. — Если Штрассер будет приставать, вы ничего не знаете.
Он открыл дверь, вышел и закрыл ее за собой. Первые бледные рассветные лучи сочились между деревьев. Над землей стоял легкий туман, шел небольшой снег. Следы Майера ясно виднелись на снегу, и Гайлар, ступая по ним, быстро пересек двор к дровяному сараю. Он открыл дверь и вошел внутрь.
Он был взволнован более чем когда бы то за долгие годы. Руки дрожали, когда, сняв свои ботинки, он стал натягивать шерстяные носки и тяжелые лыжные ботинки, которые оставил для него Майер. Красная куртка была старой, неоднократно чиненой, но капюшон был подбит мехом, как и рукавицы. Гайллар все быстро надел, взял лыжи и палки и вышел из сарая.
Снег пошел сильней, холодный, горный снег раннего утра, удивительно бодрящий. Когда Гайллар остановился в конце стены, чтобы надеть лыжи, он снова ощутил знакомое и, казалось, забытое возбуждение. Словно не было этих долгих лет, он снова в Вогезах, готовится к Шамони. Девятьсот двадцать четвертый, первые зимние Олимпийские игры. Величайший момент в его жизни, когда он выиграл золотую медаль. Дальше все пошло на спад.
Он криво усмехнулся и присел отрегулировать крепления по-своему. Спустил предохранитель, зафиксировав позицию ботинка, повторил операцию со второй лыжей. Итак, он был готов. Гайллар натянул рукавицы и взял палки.
Приблизительно через пять минут после этого, Штрассер, ожидавший в баре прихода Гайллара, услышал крик с улицы, с площади. Он подошел к двери. Гештрин и четверо финских солдат, которых оставил здесь Риттер, столпились около штабной машины. Один из них указывал на лесистый склон горы вверху за домами.
— Что там? — резко спросил Штрассер.
Манни Гештрин опустил бинокль.
— Француз.
— Гайллар? — спросил изумленно Штрассер. — Этого не может быть.
— Посмотрите сами. Наверху, на тропе.
Он подал Штрассеру бинокль. Штрассер торопливо сфокусировал линзы. Он нашел тропу лесорубов, петлявшую между деревьев, и почти сразу наткнулся взглядом на красную куртку лыжника. Гайллар оглянулся через плечо назад, и Штрассер прекрасно рассмотрел его лицо. |