– В любом случае в своих действиях ты должен руководствоваться бессмертным принципом «не навреди», – сказал я. – К тому же у тебя в руках еще не сила, а пока что только ее призрак. Собрание, которое тебе удалось обаять своей харизмой – еще только заготовка необходимого тебе политического инструмента. Создатель этой организации собрал этих людей только для того, чтобы в подходящий для себя момент бросить их на жертвенный алтарь, и на пролитой крови обрести недосягаемую в обычных условиях славу. А это совсем не инструмент, который тебе нужен, а только заготовка для его изготовления.

– И это я тоже понимаю, – еще раз вздохнул Михаил, – а потому приложу все усилия, чтобы обновленное Собрание все-таки стало мне одним из двух таких инструментов. Вторым инструментом необходимо сделать обновленное служилое дворянство, состоящее из людей, готовых положить свою жизнь за матушку-Россию. Я тут подумал, что раз сословная структура общества все-таки неизбежное зло, то управляющее служилое дворянское сословие следует формировать исключительно в соответствии с личными заслугами его членов, а сословие трудящихся не должно чувствовать себя несправедливо ущемленным в отношении материальных благ. К тем же, к тем, кто не служит и не трудится, мне придется относиться по остаточному принципу, как к людям, имеющим минимальную полезность для государства. К этой категории относятся и так называемая творческая интеллигенция, иначе именуемая прослойкой, и крупная буржуазия. Мелких и средних буржуа мы еще можем признать полезными людьми, выполняющими необходимые сервисные функции, а вот крупных заводовладельцев и банкиров – уже нет.

– Вот это уже гораздо более сбалансированная картина, – сказал я. – А сейчас давайте пойдем и закончим начатое дело.

Надо сказать, что товарищи Карелин, Васильев, Кузин и Варнашев после перехода в Тридесятое царство пребывали в состоянии всеобщего обалдения, будто ударенные пустым мешком из-за угла. Первым делом их сводили в Башню Терпения – но не в подвал, где ужасные товарищ Бергман и криминальдиректор Курт Шмидт допрашивали эсеровских боевиков, а двумя этажами выше, в одиночную келью строгого режима, показав замаливающего свои грехи Георгия Гапона.

Лицемер и маловер, он с особой остротой воспринял опыт непосредственного общения с рассерженным Творцом Всего Сущего, и теперь, устрашенный неизбежными грядущими вечными муками, сутки напролет изо всех сил каялся в своих грехах. Последствия заклинания Угрызений Совести – это только бледная тень того, что испытывает грешник, непосредственно испытавший гнев Небесного Отца. Насколько я понимаю смысл всего этого процесса, такие тяжкие душевные муки Георгий Гапон будет испытывать до тех пор, пока его раскаяние не станет искренним и чистосердечным, а страх наказания за грехи не сменится осознанием ужаса от того, что он совершил, или собирался совершить. Пока что с этим было туго. Заглянувшие в келью члены Правления Собрания, которых Гапон даже не заметил, смогли вдосталь полюбоваться на коленопреклонную, бьющую лбом о пол фигуру своего соблазнителя и послушать слова покаянной исповеди, раз от раза произносимой грешником вслух. Вот, товарищи, такой у вас был вождь и учитель – воистину настоящий козел, взявшийся вести стадо баранов прямо на бойню.

Кстати, против ожидания, герр Шмидт довольно легко принял старшинство над собой товарища Бергман, едва только узнал о ее крайнем чине в предыдущей организации. Ни о каком разрыве контракта даже речи не шло. В тевтонском мироощущении оберст (полковник) является для майора непререкаемым авторитетом, тем более что товарищ Бергман оказалась обременена немалыми магическими талантами, а герр Шмидт в этом смысле был гол как сокол. Да и работы по специальности у нас хватит на многих и многих жандармов, чекистов и особистов, а не только для двух специалистов германского происхождения. Двадцатый век, он такой.