Михаил заметил на столе кривой саблеобразный осколок, о который поранил руку. Пальцы бритоголового уже тянулись к нему. Желая отпихнуть опасный предмет, Михаил освободил левую руку и ослабил хватку. Он уже было дотронулся до осколка, собираясь столкнуть его на пол, как почувствовал сзади чье-то присутствие.

Повернуться он не успел. Некая сила сдавила ему в двух точках окаменевшую шею. Разом перехватило дыхание, взгляд затуманился, а подбородок безвольно клюнул в грудь охранника…

Очнулся Давыдов, лежа на безвольном теле поверженного противника. Ему показалось, что он потерял контроль над собой всего на секунду. Но странное дело, охранник уже не сопротивлялся.

Михаил разлепил тяжелые веки. Шея слегка саднила. Он приподнялся, мутным взором заметил длинный разрез на горле охранника, и в страхе отшатнулся, с трудом сдерживая рвотный позыв. Из перебинтованной руки вывалился кривой окровавленный осколок, похожий на изогнутый нож, и разлетелся на несколько крупных кусков. На одном из них четко пропечатались пальцы Михаила.

Страшная догадка пронзила сердце. Он, подчинявший свою жизнь строгим правилам, ни разу не опоздавший на работу, сегодня совершил ужасное преступление. «Я зарезал человека!» Ноги подкосились. Давыдов малодушно осел на пол.

Глава 5

…Шестилетняя перепуганная Дина прячется за новогодней елкой. В нос тычется стеклянный снеговичок. Она сама его вешала два дня назад вместе с мамой. Снеговичок улыбается. Он в шубке и шапке, ему весело и не холодно. А Дине страшно, и всё сильнее мерзнут в снегу босые ноги.

Из горящего дома выскакивают два жутких человека. Один из них, длиннорукий с приплюснутым носом, замечает ее следы, смотрит на елку. Сердце девочки останавливается от ужаса. Шумит огонь, в сполохах пламени она хорошо видит его лицо. Томительно тянутся секунды.

Злой человек убегает. Девочке хочется кричать, но тогда опасные люди услышат ее и вернутся, и она лишь жалобно скулит. А мамы с папой до сих пор нет! Они внутри горящего дома и не пытаются из него вырваться! Дина не выдерживает и с воплем бросается к пылающим стенам: «Мааама! Пааапа!» Она швыряет в огонь снег, но жар такой, что под ногами уже чавкает вода и рвутся ракеты…

Появляются перепуганные соседи. Они кричат, суетятся, пытаются тушить. Но вскоре понимают, что усилия бесполезны, отступают и смотрят, как догорает дерево красивого двухэтажного дома.

«Где мама и папа? Я хочу к маме!» — беспомощно дергает всех раздетая девочка. Люди молчат. Некоторые отводят глаза. Кто-то пытается увести Дину. Она вырывается, но ее держат крепко. Дина ощущает на себе укоризненные взгляды и слышит желчный шепот:

— Она всегда была ненормальной. Сумасшедшая.

— Игралась петардами и подожгла.

— Да. Я видел, началось всё с салютов. Первой загорелась детская.

— Я всегда говорила им, что девчонку надо лечить.

Дина кусает чью-то руку, вырывается и убегает. Ей страшно быть рядом с озлобленными людьми.

— Ловите ее!

— Другие дома подожжет!

Тяжелое дыхание за спиной, Дину нагоняют и валят в снег. Рот и ноздри забиваются холодными льдинками. Щеки колет разбитая ледяная корка.

Машина с красным крестом увозит промокшую Дину. Ей так и не дали теплой одежды. Замерзшие детские пальчики сжимают соскочившую с волос мамину заколку…

Она в маленьком кабинете. Веет сквозняком, но здесь теплее, чем на морозе. Ее осматривает хмурый небритый врач. Когда он задает вкрадчивые вопросы, пахнет водкой. Дина молчит. Ей дают какие-то предметы, просят что-то проделать с ними. Но в комнатке тесно, руки дрожат, у нее ничего не получается. Врач что-то пишет, и Дину уводит санитар. От него тоже пахнет водкой, но еще сильнее — чесноком.

Она оказывается в комнате с железными кроватями и двойными решетками на окнах.