«Какое уродство! – думала королева. – Что бы они ни делали, краше я не буду. Да и ни к чему все это. Я уже стара».

– Ваше Величество, – сказали ей служанки, – мы готовы напудрить вас…

Вокруг нее обернули салфетку и начали действо.

Пудра попала ей в нос, в горло, это было так неприятно. Зато теперь она готова пойти в гостиную, где ее ждали принцессы.

Принцессы уже были там, все шесть. Они присели в книксене, а их острые глазенки впитывали все, что они могли увидеть, вплоть до мелочей. Королева осталась ими довольна. Только двенадцатилетняя Амелия была не так изящна, как следовало. Но Амелию не упрекали. Она была любимицей отца, и тот не терпел, когда ей читали нотации. «А она так благотворно влияет на короля, – думала королева. – Я полагаю, мы должны быть ей благодарны за это и прощать все маленькие слабости».

Наследная принцесса выглядела расстроенной, бедная принцесса была разочарованной молодой особой. Молодость, увы, скоро уйдет. Ей было двадцать девять, и до сих пор ей не удалось подыскать мужа. А где они могли найти ей мужа, если так не хватало принцев протестантской веры? Вся трудность заключалась в том, что мужья для принцесс должны были быть королями и протестантами одновременно. Тяжелая задача. А если учесть, что еще пятеро с надеждой ждут мужей… О Боже, как печально! Женитьба, замужество – это ужасная проблема. Сыновья женились, когда им не следовало, а дочери не могут выйти замуж, хотя им давно пора.

Возможно, не столь уж разумно рожать столько дочерей!

Королева всматривалась в их лица. Ее маленькие девочки. Она любила их. Насколько они приятнее братьев. Никогда они не держали себя вызывающе с ней или с Королем. Вероятно, потому, что им просто не представилась такая возможность.

– Моя табакерка, – сурово велела она, глядя на старшую дочь. В обязанность принцессы-наследницы вменялось давать ей табакерку в таких случаях, как этот, да еще следить, чтобы она всегда была полна. Наследная принцесса подала табакерку с поклоном, и королева взяла щепотку табака. А-а-а-апчхи, так-то лучше! Ничто так не укрепляет дух, как понюшка табака. – Кто собирается читать сегодня? – спросила королева. – Наверное, вы, Гоули?

Мисс Голсуорси-Гоули ответила, что, если таково желание Ее Величества, она с удовольствием начнет чтение для королевской семьи. Принесли книгу, принцессы и их гувернантки расселись по местам, началось чтение вслух.

«Какая скука! – шептала про себя Шарлотта, принцесса-наследница. – Так они и проходят, один скучный день за другим. И ничего нельзя изменить, если только я не выйду замуж и не сбегу отсюда. Лишь чудом принцесса может сбежать отсюда, и это чудо – замужество. Хотя кто знает, чем оно закончится? Пусть будет, что будет. В любом случае хуже этой нудной монотонности не будет».

Ей было двадцать девять лет, и до двадцати шести ей разрешали знакомиться только с теми, кого ей представляла королева. Когда она достигла этого более чем зрелого возраста, ей позволили вкусить «немного свободы». Теперь она могла беседовать с людьми без согласия на то ее матери. Вот и вся свобода! Этого достаточно, чтобы молодая женщина выбрала себе в любовники первого встречного. «И скоро, – размышляла принцесса-наследница, – я буду в таком отчаянии, что решусь на это». В двадцать шесть ей разрешили самой выбирать книги для чтения. Раньше она читала только то, что давала ей мать. Как унизительно было узнать, что писательница Фэнни Бэрни, одна из приближенных матери, подвергала цензуре «Джона Булля», написанного Свифтом, специально для нее. А в это время братья… Ох уж эти братья! Георг с его женщинами, про которого вся страна гадает, женат он или нет, и шепчут имя этой женщины – Марии Фитцгерберт.