Tantum
doluerunt, - говорит св. Августин, - quantum doloribus se inserverunt. {Они
испытывают страдания ровно настолько, насколько поддаются им [26] (лат.).}
Мы ощущаем гораздо сильнее надрез, сделанный бритвой хирурга, чем десяток
ранений шпагою, полученных нами в пылу сражения. Боли при родовых схватках и
врачами и самим богом считаются необыкновенно мучительными, и мы обставляем
это событие всевозможными церемониями, а, между тем, существуют народы,
которые не ставят их ни во что. Я уже не говорю о спартанских женщинах;
напомню лишь о швейцарках, женах наших наемников-пехотинцев. Чем отличается
их образ жизни после родов? Разве только тем, что, шагая вслед за мужьями,
сегодня иная из них несет ребенка у себя на шее, тогда как вчера еще носила
его в своем чреве. А что сказать об этих страшных цыганках, которые снуют
между нами? Они отправляются к ближайшей воде, чтобы обмыть новорожденного и
искупаться самим. Оставим в стороне также веселых девиц, скрывающих, как
правило, и свою беременность и появление на свет божий младенца. Вспомним
лишь о почтенной супруге Сабина, римской матроне, которая, не желая
беспокоить других, вынесла муки рождения двух близнецов совсем одна, без
чьей-либо помощи и без единого крика и стона. Простой мальчишка-спартанец,
украв лисицу и спрятав ее у себя под плащом, допустил, чтобы она прогрызла
ему живот, лишь бы не выдать себя (ведь они, как известно, гораздо больше
боялись проявить неловкость при краже, чем мы - наказания за нее). Другой,
кадя благовониями во время заклания жертвы и выронив из кадильницы уголек,
упавший ему за рукав, допустил, чтобы он прожег ему тело до самой кости,
опасаясь нарушить происходившее таинство. В той же Спарте можно было увидеть
множество мальчиков семилетнего возраста, которые, подвергаясь, согласно
принятому в этой стране обычаю, испытанию доблести, не менялись даже в лице,
когда их засекали до смерти. Цицерон видел разделившихся на группы детей,
которые дрались, пуская в ход кулаки, ноги и даже зубы, пока не падали без
сознания, так и не признав себя побежденными. Nunquam naturam mos vinceret:
est enim ea semper invicta; sed nos umbris, deliciis, otio, languore,
desidia animum infecimus; opinionibus maloque more delinitum mollivimus.
{Обычай не мог бы побороть природу - ибо она всегда остается непобежденной,
но мы увлекли душу безмятежной жизнью, роскошью, праздностью,
расслабленностью, ничегонеделанием: и когда она расслабилась, мы без усилия
внушили ей наши мнения и дурные обычаи [27] (лат.).} Кому не известна
история Муция Сцеволы, который, пробравшись в неприятельский лагерь, чтобы
убить вражеского военачальника, и потерпев неудачу, решил все же добиться
своего и освободить родину, прибегнув к весьма необыкновенному средству? С
этой целью он не только признался Порсенне - тому царю, которого собирался
убить, - в своем первоначальном намерении, но еще добавил, что в римском
лагере есть немало его единомышленников, людей такой же закалки, как он,
поклявшихся совершить то же самое. |