А между тем, нет
ничего, что могло бы больше потрясти человека, чем это несчастье. Мне
известны и другие невзгоды, которые обычно считаются людьми достаточным
поводом к огорчению, но они едва ли могли бы задеть меня за живое, если бы
мне пришлось столкнуться с ними; и действительно, когда они все же постигли
меня, я отнесся к ним с полным пренебрежением, хотя тут были вещи, относимые
всеми к самым ужасным, так что я не посмел бы хвалиться этим перед людьми
без краски стыда на лице. Ех quo intelligitur non in natura, sed in opinione
esse aegritudinem. {Из чего явствует, что огорчение существует не само по
себе, но в нашем представлении [38] (лат.).}
Наше представление о вещах - дерзновенная и безмерная сила. Кто
стремился с такою жадностью к безопасности и покою, как Александр Великий и
Цезарь к опасностям и лишениям? Терес, отец Ситалка, имел обыкновение
говорить, что, когда он не на войне, он не видит между собой и своим конюхом
никакого различия [39].
Когда Катон в бытность свою консулом, желая обеспечить себе
безопасность в нескольких городах Испании, запретил их обитателям носить
оружие, многие из них наложили на себя руки; Ferox gens nullam vitam rati
sine armis esse. {Дикое племя, которое не может представить себе жизнь без
оружия [40] (лат.).} А сколько мы знаем таких, кто бежал от утех спокойного
существования у себя дома, в кругу родных и друзей, навстречу ужасам
безлюдных пустынь, кто сам себя обрек нищете, жалкому прозябанию и презрению
света и настолько был удовлетворен этим образом жизни, что полюбил его всей
душой! Кардинал Борромео [41], скончавшийся недавно в Милане, в этом
средоточии роскоши и наслаждений, к которым его могла бы приохотить и
знатность происхождения, и богатство, и самый воздух Италии, и, наконец,
молодость, жил в такой строгости, что одна и та же одежда служила ему и
зимою и летом, и ему было незнакомо другое ложе, кроме охапки соломы; и если
у него оставались свободные от его обязанностей часы, он их проводил в
непрерывных занятиях, стоя на коленях и имея возле своей книги немного воды
и хлеба, составлявших всю его пишу, которую он и съедал, не отрываясь от
чтения. Я знаю рогоносцев, извлекавших выгоду из своей беды и добивавшихся
благодаря ей продвижению, а между тем одно это слово приводит большинство
людей в содрогание. Если зрение и не самое необходимое из наших чувств, оно
все же среди них то, которое доставляет нам наибольшее наслаждение; а из
органов нашего тела, одновременно доставляющих наибольшее наслаждение и
наиболее полезных для человеческого рода, следует назвать, думается мне, те,
которые служат деторождению. А между тем, сколько людей возненавидели их
лютой ненавистью только из-за того, что они дарят нам наслаждение, и
отвергли именно потому, что они особенно важны и ценны. Так же рассуждал и
тот, кто сам лишил себя зрения [42]. |