А именно, пресечь попытки странных людей помешать строительству моей усадьбы. Да, прошлой ночью меня не было на участке. Я был занят, решая вопрос с Гордеевым. Но это не значило, что я не контролировал ситуацию. Кладбище самоубийц было защищено, естественно, минами. Поэтому я там не заморачивался. А вот моя усадьба — нет, поэтому там я сделал примитивную, но, тем не менее, рабочую тревожную сеть.
Маленькие големчики бегали по периметру, собирая в себя информацию, как живые камеры наблюдения. Памяти у них было мало, поэтому они, то и дело, пробегали через маленькие туннели в горах мусора, в подвал, где у нас стоял главный накопитель, и скидывали туда изображения. Главный накопитель я тоже соорудил сам, буквально из говна и палок на коленке, но он работал, передавая изображения в такой же накопитель в моём доме. Поэтому утром я мог просматривать кусочки картинок, и знать, что творилось у меня на участке.
А у меня там явно проходила разведка. Непонятные люди ходили, фотографировали, и пристально всё рассматривали. Судя по их цветам, это были не Ивановы. Походили они больше всего на какое-то отребье. Ну, или на тех повстанцев, с которыми я вчера столкнулся. И если мне не изменяет интуиция, сегодня они должны прийти, и уже с другими намерениями. Сомневаюсь, что с добрыми.
* * *
Интерлюдия
Кристоф Белый, командир первой ударной звезды первого добровольческого батальона Армии Освобождения Лихтенштейна
Усадьба Вавилонского. Или просто городская свалка
Кристоф лежал на пузе и смотрел в бинокль. В бинокле была опция ночного зрения, поэтому было видно практически всё.
Несмотря на громкое название, Армия Освобождения представляла собой шайку энтузиастов, которые попали сюда по разным причинам. Реально идейных было немного. Кто-то любил деньги и грабежи, ну, и куда уж без тех, кому просто нравилось взрывать и убивать.
Командира Армии Освобождения, которого никто не видел в лицо, по слухам, не очень устраивала такая ситуация. Но очередь рекрутов не стояла, поэтому использовали всех, кого только можно.
— Слушай, давай уже развалим этот сарай, да свалим отсюда побыстрее. У меня подгорает, мне опохмелиться срочно нужно.
Кристоф оторвался от бинокля, и посмотрел направо. Рядом с ним лежал один из показательных бойцов армии — беспробудный алкаш, которого держали трезвым только в момент боевых операций, и который был с ними только для того, чтобы заработать на опохмел.
Перед сегодняшней операцией Кристоф лично выдал ему сто грамм, чтобы у него прекратились трястись руки, и он мог держать РПГ. При всех своих недостатках Клим Перепелкин был бывшим кадровым военным, который умел обращаться с оружием, в отличие от большинства солдат Армии Освобождения. Он-то, собственно, и был главной боевой единицей.
— Я скажу, когда начнём.
Кристоф был в два раза младше ветерана-алкоголика, и всячески пытался поддержать свой авторитет. Он снова приник к биноклю.
Рабочие разъехались. Техника стояла в стороне, заглушённая. Вокруг не было ни души. Но что-то его смущало.
Это была показательная операция, дабы показать ярость Армии Освобождения, подорвав собственность ненавистной аристократии, которая гнетёт народ Лихтенштейна уже долгие века.
Кристоф не совсем понимал, зачем разваливать эту недостроенную коробку, если слева и справа были цветущие, светящиеся, как новогодняя ёлка, имения других аристократов. Ведь там можно заявить о себе гораздо громче. А здесь какие-то недостроенные стены посреди гор мусора. Заметит ли кто-нибудь в Лихтенштейне новое великое дело Армии Освобождения?
Но Кристоф гнал от себя такие мысли, потому что он был, хоть и командиром, но всё же стоял низко в иерархии повстанцев. Его делом было выполнять приказы. Что ж, если он будет хорошо выполнять свои обязанности, возможно, скоро продвинется по карьерной лестнице.
— Сколько у нас гранат? — уточнил он у Клима. |