Справедливости ради надо сказать — и не такие состояния становились порой первопричиной брачных отношений, а ведь не всем так же унизительно и глупо не везло. Наверное, потому, что даже в любовном безумии, когда собственная сперма бьет в мозги, не все ухитрились найти женщину, настолько далекую духовно.

И, конечно, далеко не всем парням, которые женились от одиночества и сексуальной озабоченности, навязывалось представление о себе как о ничтожествах и нелепых уродцах.

Дико звучит? Наверное… Но, в общем-то, это нетрудно понять, усмехался взрослый Володя, создавая себе некую версию: независимо от своей воли он — своего рода ходячий укор, источник комплекса неполноценности для круга, в котором выросла Марина. Они были врачи, порой преподаватели в институтах, и Володя долгое время честно считал их, родственников и друзей Марины… ну, если не такими же, как дед (не всем же быть фигурами такого класса), то, по крайней мере, такими же, как его мать и отец.

Но это была только внешность. Уже три поколения, как вырвавшиеся из черты оседлости родственники Марины одевались по-городскому, жили в городских квартирах с центральным отоплением, имели высшее образование и порой даже ученые степени, читали книги и никогда не переворачивали стакан в знак того, что им больше не хочется чаю.

Но и к миру интеллигенции эти люди не имели никакого отношения. Даже Володина мама называла таких коротко и просто: «мещанство» — и никогда не смешивала с людьми своего круга. Семейно-дружеский круг, в котором воспитывалась будущая жена Володи и мать его сыновей, никогда не жил никакими высшими потребностями, квалификацией обладал самой скромной — в основном узкие специалисты, а строй понятий этого круга трудно было понять без томика Шолом-Алейхема.

Эти люди высокомерно презирали сельский люд, но если они и отличались от русского деревенского народа — то не в лучшую, а в худшую сторону. Ведь мужики, по крайней мере, всегда осознавали свою ограниченность и вовсе не мнили себя солью земли. Проблема ведь была вовсе не в том, что люди из круга, породившего Марину, не были интеллигентами. Это как раз не беда! Мало ли, с каким людом сталкивался Володя в своих скитаниях, и порой как раз «совсем простые» люди вызывали его уважение. Беда в том, что это было не просто мужичье, а как раз мужичье, изо всех сил старавшееся не казаться мужичьем и страшно возмущавшееся, если его так называли.

Бедолаги оторвались от корней, от мира портных и мелких торговцев в местечках, но и к другому берегу не приплыли. Лет пятьдесят, а то и семьдесят, три поколения подряд, становились они на цыпочки: «Мы русская интеллигенция!». Но неизбежно оказывались не в состоянии стать теми, кем так хотели быть. И после двух-трех поколений жизни в большом городе это было то же самое мужичье, дикое и суеверное. Мужичье, живущее культом материального; люди, для которых «жить хорошо» всегда означало только одно — «жить богато». А что это мужичье было не русское, а еврейское, право же, мало что меняло.

Интересно, размышлял про себя Володя, если бы он женился на «совсем простой» женщине из глухомани, и тогда у него был бы шанс оказаться счастливее в браке. Во-первых, потому, что и деревенская девчонка из самой грубой и дикой среды могла бы оказаться душевно тоньше и по-женски умнее Марины. А во-вторых… Во-вторых, потому, что далеко не всякий деревенский человек захочет вставать на уши, изо всех сил казаться не тем, что он есть. Интеллектуала он или уважает — или к нему равнодушен.

Корни несчастья Володи таились вовсе не в том, что он женился на женщине «не своего круга». Подумаешь! Множество проблем произрастали из того, что круг Марины хотел быть не хуже его круга… И недотягивал на каждом шагу.

Володя не казался — и по рождению, и по личным качествам он был человеком своего слоя, сословия, класса.