— Тише, замолчи, — сказал он, кладя руку ей на плечо, — никто и ни в чем тебя не обвинит. Я уже сказал тебе, что все, что ты скажешь мне, останется между нами.

Кадига продолжала всхлипывать, поэтому он вышел на коллонаду в надежде на то, что утренняя прохлада успокоит его, если вообще, что-либо могло его сейчас успокоить.

— Ты ведь говоришь о госпоже Айке, не правда ли?

Он взглянул на нее через плечо.

Кадига кивнула, хотя и не перестала всхлипывать.

— И ты думаешь, что Сарита уже несколько недель принимает этот яд?

Она еще раз кивнула.

— Действие его медленно, мой господин. Но по-моему, оно уже стало…

— Я знаю, что уже произошло, — неожиданно жестко прервал он ее, но жесткость эта была направлена целиком на него самого, так как он винил себя в том, что не сумел распознать саритиного нездоровья.

— А что, ты не знаешь, яды всегда так действуют?

— Некоторые, да, мой господин, но у меня нет такого опыта, как у Мухаммеда Алахмы.

— Да, если кто и сумеет ей помочь, то только он.

Ну иди в башню и ухаживай за Саритой. Об остальном я сам позабочусь. — Тебе нечего бояться, — продолжал он. — Защита калифа пока еще кое-что значит здесь, наградить же он может так, как никто.

Кадига посмотрела на него глазами, затуманенными слезами, в которых, однако, страха уже не было.

— Да, мой господин Абул, — сказала она и поспешила в саритину башню.

Оставшись в одиночестве, Абул почувствовал, как отчаяние вползает ему в душу. Так, значит, Сарита сейчас находится в цепких объятиях насланной на нее болезни. Он слишком хорошо знал, что это такое, чтобы не бояться худшего. Она потеряна для него. Но тут к нему пришла решительность. Он не позволит этому случиться. Сарита должна победить. Он придаст ей сил, сделает все, чтобы она не поддалась действию отравы. Она молода, здорова, а Мухаммед Алахма — прекрасный лекарь и алхимик. Он сделает так, что Сарита поправится.

Абул прошел обратно в комнату и распахнул дверь и приемную.

— Немедленно пошлите за Мухаммедом Алахмой. Пусть он ждет меня здесь.

Удивленные стражники проводили взглядами калифа, который поспешно вышел из приемной.

Проходя мимо части дворца, в которой обитали его жены, Абул непроизвольно сжал рукоятку кинжала, лежавшего во внутреннем кармане его платья, потому что перед его мысленным взором встало лицо Айки. Он тут же заставил себя вынуть из кармана руку и выкинуть ее образ из головы и не знал пока, что будет с ней делать, но понимал, что для того, чтобы придать Сарите сил и тем самым помочь ей справиться со смертельным недугом, ему необходимо иметь ясный и незатуманенный думами о мести разум.

Наконец, он вошел в башню. Кадига стояла у входа на галерею, и он поманил ее.

— Ей хуже? — прошептал Абул так, что Сарита не могла его услышать.

Кадига кивнула.

— Но она должна знать, что будет здорова снова. Это ясно?

— Да, мой господин, но у Зулемы такое нежное сердце, что я не знаю…

— Если Зулема не может держать себя в руках, то она должна уйти, — сказал Абул быстрым шепотом. — Объясни ей все, как считаешь нужным.

С этого момента никто не должен приближаться к Сарите, кроме меня, Мухаммеда Алахмы, тебя и Зулемы, если ты считаешь, что ей можно доверять.

— О, конечно, можно, мой господин. Если она найдет в себе силы, чтобы спокойно ухаживать за Саритой, это будет прекрасно. Лучшей сиделки и представить себе нельзя.

— Отлично, — он кивнул и пошел к лестнице.