.. Их было двое. Поднялись они на башню не по лестнице – дверь вначале была заперта изнутри. На парапете следы от метательного крюка – кидали с противоположной стороны, скорее всего с дерева, а после мигом, один за другим, влезли по верёвке на площадку. Да, это не здешние люди, Суагер, это «гости» с той стороны. Вопрос в том, как они проникли сюда?
– Двое могли пройти через ворота, как все! – предположил третий, самый старший из бриттов, всё ещё не скинувший с плеча пару связанных верёвкой поросят. – Мало ли что они наговорили охране, чтобы та их пропустила?
– А вот ты уже не мальчик, Родум, чтобы притворяться дураком или, что куда хуже, думать, будто я дурак! – предводитель говорил, проверяя между тем количество стрел в своём колчане и пробуя пальцем тетиву лука. – На какого пса рогатого двое стали бы проникать сюда? Для того, чтобы прирезать караульных одной из башен? А зачем? Нет, вдвоём они взобрались на площадку, чтобы разделаться с караульными и не позволить подать сигнал, а общим числом их совсем не двое! И пришли они не ради башни.
Он умолк и несколько мгновений внимательно всматривался поочерёдно в лица своих спутников. Потом произнёс:
– У меня меньше часа, чтобы добраться до крепости. Там уже видят сигнал и знают об опасности, однако помощь им, я полагаю, не помешает. Я давал присягу Риму. Вы, все трое, – нет. Возможно, и даже вероятно, вам больше хотелось бы победы этих головорезов, что пришли с севера. Это ваше право. Ваше право – не идти со мной туда. Однако даю слово: если любого из вас увижу в драке не с той стороны – застрелю! Всё, я пошёл.
– Стой, Зеленоглазый! – Суагер не осмелился заступить дорогу предводителю, но решительно шагнул следом за ним. – Мы не на их стороне, ты и сам должен понимать... Они угрожают римлянам, нападают, убивают их, друиды , проникая сюда из за стены, мутят здешний народ и подбивают устраивать смуты, а римляне потом, в отместку, уничтожают селения, даже те, в которых смут не было, и хуже относятся ко всем бриттам. Нам всего этого не нужно: мы хотим растить хлеб, выгонять скот на пастбища и охотиться в своих лесах. Этому римляне не мешают, а вот головорезы из за Вала очень даже мешают! Не знаю, как кто, а я пойду с тобой.
– И я! – живо воскликнул Руви. – Все в нашем селении говорят, что моего брата год назад отравил бродячий друид, потому что Лакарт хотел стать воином римского легиона.
– А я... – начал было Родум, но Зеленоглазый прервал его:
– А ты, дружище, останешься стеречь нашу добычу. Прости, кто то должен это сделать. Вздумаешь спорить, я здорово обижусь. Если не вернёмся до заката, поджарь себе поросячью печёнку и жди рассвета. Вы, двое, – за мной!
С этими словами он нырнул в прилегающие к башне заросли и двинулся по едва заметной тропе, но не бегом, как поступил бы на его месте почти всякий человек, которому надо было очень спешить, но стремительным размашистым шагом. Такой шаг, если присмотреться, позволял двигаться почти с той же скоростью, что и бег среднего темпа, но зато не отнимал стольких сил и не сбивал дыхания. Этому шагу не обучали на римском плацу, то было особое умение, умение сродни навыкам диких зверей.
Оба бритта хотя и были охотниками и тоже владели многими приёмами, недоступными цивилизованному человеку, однако очень быстро отстали от своего предводителя, как ни старались подражать его шагу.
– Дух огня живёт в его сердце! – не без досады крикнул своему спутнику юный Руви. – Он же старше тебя, Суагер, больше чем на десяток смен зимы и лета, а уж я в два с лишним раза моложе его, и нам за ним не угнаться!
– Зеленоглазый сродни какому то из своих богов! – пропыхтел на ходу Суагер. – У них такое бывает. Мне рассказывал один легионер, что некоторые их герои – потомки этого, как его. |