– Мне здесь хорошо, – настаивала она. – Есть телефон, и меня охраняют шесть егерей, четверо слуг и свирепый пес.

Все пять дней до заседания Дэвид спорил и протестовал и согласился, только когда выработали специальный график.

– Я вылечу до рассвета и успею к девяти на заседание. Закончим мы около трех, и самое позднее в шесть тридцать я вернусь, – сказал он. – Если бы не вопрос о бюджете и финансировании, я не полетел бы, сослался бы на плохое самочувствие.

– Это очень важно, дорогой. Ты должен лететь.

– Ты уверена?

– Я даже не замечу твоего отсутствия.

– Не слишком радуйся, – печально ответил он. – А то мне придется остаться.

На рассвете высоко над крошечным самолетом собрались облака цвета вина, пламени и спелых плодов. Они поднялись почти до предела высоты, доступной "навахо".

Дэвид находил между облаками коридоры открытого пространства, его охватила привычная эйфория полета. Он то и дело менял курс, обходя грозовые тучи: в них таились смерть и уничтожение, сильный ветер способен оторвать крылья и швырнуть машину вверх, туда, где человек погибнет от недостатка кислорода.

Он приземлился в Центральном аэропорту. Его уже ждала машина, и по дороге в Преторию он читал утренние газеты. И только увидев предупреждение метеорологов о приближающейся со стороны Мозамбика буре, ощутил легкое беспокойство.

Прежде чем войти в зал заседаний, он попытался позвонить в Джабулани.

– Двухчасовая задержка, мистер Морган.

– Ну хорошо, соедините меня, когда появится связь.

Во время перерыва на обед он снова попробовал позвонить.

– Что с моим заказом?

– Простите, мистер Морган, я собиралась вам сказать. Линии оборваны. Там идет сильный дождь.

Легкая тревога усилилась.

– Будьте добры, соедините меня с метеослужбой.

Прогноз был очень неутешительным. От Барьертона до Мпунды Милиа и от Лоренсо Маркеш до Махадодорпа шли тяжелые непрерывные дожди. Толщина облачного покрова достигала двадцати тысяч футов, он спускался почти до самой земли. А на "навахо" не было кислородного и электронного навигационного оборудования.

– Надолго это? – спросил Дэвид у метеоролога. – Когда прояснится?

– Трудно сказать, сэр. Через два или три дня.

– Черт побери! – с горечью произнес Дэвид и отправился в кафе на первом этаже правительственного здания. Конрад Берг с двумя другими членами совета директоров сидел за угловым столиком, но, увидев Дэвида, вскочил и захромал ему навстречу.

– Дэвид. – Он взял его за руку. Красное лицо Берга было тревожно-серьезным. – Я только что узнал: ночью сбежал из тюрьмы Иоганн Эккерс. Убил охранника и сбежал. Семнадцать часов назад.

Дэвид смотрел на него, лишившись дара речи.

– Дебра одна?

Дэвид кивнул; его лицо, покрытое шрамами, оставалось неподвижным, но глаза потемнели, и в них отразился страх.

– Тебе лучше лететь туда.

– Погода... ни один самолет не может взлететь.

– Возьми мой грузовик! – настойчиво сказал Конрад.

– Это медленно.

– Хочешь, чтобы я поехал с тобой?

– Нет, – ответил Дэвид. – Если тебя не будет, они не одобрят новый бюджет. Поеду один.

Работая за своим столом, Дебра услышала шум ветра. Она выключила магнитофон и в сопровождении собаки вышла на веранду.

Стояла, прислушиваясь, не уверенная в том, что слышит. Вздохи, далекий гром, словно прибой на каменистом берегу.

Собака прильнула к ее ногам, и Дебра присела, держа руку на ее шее, слушая усиливающийся шум ветра.