— Нет, ты называл это как-то иначе. Как-то красивее.

— Foie gras. Это по-французски.

Рорк лег на воду с ней рядом, и она закинула свои ноги на его.

— Ты и не представляешь, как здорово ты живешь! Ты можешь позволить себе все настоящее.

— Мне настоящее больше нравится.

— Знаю. Это еще одна из твоих странностей. Ты вообще любишь все странное. Предпочитаешь читать книги, а не смотреть видео… — Она улыбнулась мечтательно. — Наверное, за это я тебя люблю.

— Видишь, как все хорошо складывается!

— Скажи, когда ты был маленьким и тебе было плохо, ты об этом мечтал?

— Я мечтал о том, чтобы выжить, чтобы выбраться из дерьма. Так далеко я не загадывал. А ты о чем мечтала?

— Представь себе, я мечтала стать полицейским. Хорошим полицейским. Я думала, что тогда никто не сможет меня обидеть и я не позволю никому обидеть слабых…

— Тебе снова снились кошмары? — помолчав, спросил Рорк, и Ева услышала в его голосе нотки тревоги.

— Они не такие уж страшные. Просто снятся постоянно…

— Ева, если бы ты согласилась проконсультироваться с доктором Мирой…

— Я еще не готова, Рорк. Не хочу вспоминать. Слушай, а у тебя остались шрамы? От отцовских побоев…

Этого и он не хотел вспоминать.

— Подумаешь, вмазал несколько раз, спонтанная жестокость… Какое это сейчас имеет значение?

— Ты научился об этом не думать. — Она открыла глаза и взглянула на Рорка. Вид у нее был серьезный и сосредоточенный. — Но ведь это сделало тебя таким, какой ты есть! Разве не так?

— В общем, да.

Ева кивнула, как будто он подтвердил нечто важное.

— Рорк, а как ты думаешь… если люди в чем-то ущербны, если они мучают своих детей — так, как мучили нас, — ты думаешь, это передается детям?

— Нет!

— Но ведь ты сам сказал…

— Нет. Мы сами себя сделали, Ева. И ты, и я. Если бы это было не так, я стал бы бродягой, шатался бы по дублинским трущобам, нападал бы на тех, кто послабее. А ты была бы холодной, жестокой и безжалостной.

Она снова закрыла глаза.

— Иногда я такой и бываю.

Он был огромного роста и имел внушительный вес, пугая преступников своей массивной фигурой и устрашающей ухмылкой. За всю карьеру Тиббл не допустил ни одного промаха и был полицейским до мозга костей.

У него было крупное лицо с квадратной челюстью, руки, как вертолетные лопасти, и суровый характер.

Еве он нравился, хотя в глубине души она его немного побаивалась.

— В какой же куче дерьма мы оказались, лейтенант!

Ева предстала перед ним в сопровождении Фини и Уитни. Но понимала, что этот бой ей придется выдержать в одиночку.

— Сэр, Дэвид Анжелини находился на месте преступления в тот момент, когда была убита Луиза Кирски. У нас имеется видеозапись. На время, когда были совершены два предыдущих убийства, твердого алиби у него нет. У него значительные долги, и кредиторы на него наседают. После смерти матери он должен получить солидное наследство. Известно, что она отказалась оплатить его долги.

— Деньги — мотив старый как мир. Но каковы могли быть мотивы еще двух убийств?

«Он прекрасно знает, что это наше слабое место! — подумала Ева. — Обо всем ему наверняка докладывали».

— Анжелини знал Меткальф, бывал у неё дома, собирался заключить с ней контракт. Ему необходимо было ее уломать, но она набивала цену. Третье убийство было совершено по ошибке.