Услышав вопрос, Миш'ва вак смутился.

– Его дух все время пытается покинуть тело, – ответил он. – Я не мог даже как следует накормить пленника. Он без сознания. Может, медведь мстит ему?

– Значит, он не сможет идти самостоятельно?

– Он без сознания. Это задержит наш поход против лисов и сауков, а мы без промедления должны выполнить волю духов. Ты поступишь разумно, если убьешь его.

– Я подумаю, как поступить с вахпекутом, – ответил Ах'мик. – Пусть Миш'ва вак теперь отдохнет. Я буду сторожить.

Сказав это, он сел у тлеющего костра. Миш'ва вак опустился на лежанку.

Ах'мик сидел задумавшись. Он все еще находился под впечатлением сна, который, как и все индейцы, считал явью. По их повериям, когда человек засыпал, то душа его покидала отдыхающее тело и вела нормальную жизнь в мире духов. Именно тогда духи подсказывали человеку, как действовать дальше. Они предупреждали об опасности, объявляли волю таинственных сил, становившуюся законом для всех живых существ.

Ах'мик всегда следовал указаниям неземных сил. И теперь он твердо решил пойти войной против лисов и сауков, начав строить план будущего похода. Только вот как быть с пленным? Он посмотрел в угол, где лежал молодой вахпекут. На губах юноши запеклась кровь.

«Кости целы, а кровь идет, – подумал он. – Видимо, удар медведя был опаснее, чем полагает Миш'ва вак».

Ах'мик подошел к пленнику, склонился над ним и взялся за нож, но тотчас же отдернул руку. Он сохранил юноше жизнь и потому не мог убить его сейчас.

«А не лучше ли было бы оставить вахпекута здесь, отдав его собственной судьбе?» – спросил он самого себя. И сразу же нахмурился: намерение усыновить пленника сделало одинокого охотника близким ему человеком.

Ах'мик коснулся головы вахпекута. Лоб был горячим.

Индеец вышел из шалаша. Серебряный месяц освещал заснеженный лес. Тишину не нарушали даже ночные птицы. Ах'мик взял горсть чистого снега и вернулся в шалаш, сев у изголовья пленника. Сперва он умыл снегом окровавленные губы, потом вложил ему в рот несколько горсточек льда.

И сразу же на лице вахпекута появилось выражение облегчения. Он глубоко вздохнул, словно выныривая из глубины, и открыл глаза, взглянув затуманенным взором на склонившегося над ним мужчину. Потом закрыл их. Но это были уже глаза, в которые вернулось сознание.

Ах'мик положил холодную ладонь на горячий лоб юноши. Тот пошевелил губами, говоря что то. Ах'мик склонился ниже и тогда услышал слабый шепот:

– Добей меня, чиппева, как советовал тебе твой товарищ.

– Значит, ты слышал? – удивился Ах'мик. – Ты понимаешь наш язык?

– Немного.

– Раз ты слышал и понял, то будешь жить. Не думай о смерти.

Не теряя времени, Ах'мик разбудил Миш'ва вака.

– Вставай, – сказал он. – Дух вернулся в тело вахпекута. Дай ему поесть, а я положу на шесты нашу поклажу. Скоро начнет светать.

V. МЕМ'ЕН ГВА

Техаванка не знал, сколько времени прошло после его пленения. Порой он терял сознание, и тогда его душа покидала раздираемое лихорадкой тело. Грезы мешались с действительностью. Ему казалось, что чиппева несут его через лес, потом он увидел себя лежащим в мрачном вигваме   – так на алгонкинском наречии называлась хижина. До него доходили обрывки разговоров, он слышал не предвещавшие ничего хорошего военные песни чиппева.

Несколько раз появлялся его Дух Покровитель. Своими огромными крыльями золотистый орел раздвигал стены вигвама и забирал его с собой в длительные скитания. И тогда слабость покидала Техаванку, он становился легким, как сухой осенний лист, и без труда парил в пространствах.