И тут Фара вспомнил, зачем пришел. Он криво улыбнулся:

— Очень интересно. А как насчет луча рассеивания?

Старик спокойно отвечал:

— Луч тут не толще карандашной линии, но он пронизывает любое тело, кроме сплавов свинца четыреста ярдов толщиной. Настроив оружие, вы сможете полностью уничтожить шестифутовый объект на расстоянии пятидесяти ярдов или еще меньше. Вот, это настрой.

Он указал на крошечное приспособление.

— Повернете налево, чтобы направить луч, направо — чтоб остановить.

— Беру, — сказал Фара. — Сколько?

И тут он увидел, что старик внимательно изучает его. Наконец он медленно произнес:

— Мистер Кларк, я уже объяснял вам наши правила, не так ли?

— Что? — Фара вытаращил глаза. Не то, чтобы он забыл, но...

— Вы хотите сказать, — наконец выдохнул он, — что эти правила действительно применимы?

Невероятным усилием воли он остановил пляшущие мысли, овладел срывающимся голосом, холодно заговорил:

— Мне нужно оружие, которое можно использовать для самообороны или против самого себя, если мне этого захочется — или придется.

— Ах, самоубийство! — воскликнул старик. Ой словно бы понял нечто важное. — Но, дорогой сэр, мы не возражаем против вашего самоубийства, пожалуйста, когда вам будет угодно! Это ваше личное право, ваша привилегия в мире, где таких привилегий становится все меньше. Что до цены, этот револьвер стоит четыре кредита.

— Четыре кре... всего четыре!

Он стоял там, не двигаясь, в полном потрясении, совершенно забыв о своих мрачных намерениях. Не может быть, великолепный пластик стоит — а еще и замысловатая обработка — да не меньше двадцати пяти, и то по дешевке!

На мгновение он ощутил всепоглощающий интерес: тайна, заключенная в оружейных лавках, внезапно заслонила все, включая его собственную черную судьбу. Но старик что-то говорил:

— Снимите, пожалуйста, куртку, мы поможем вам надеть кобуру.

Фара автоматически повиновался. С изумлением он осознал, что через несколько минут выйдет отсюда с орудием самоуничтожения, и никаких препятствий на его пути к смерти не останется.

Почему-то он был разочарован. Он не сумел бы объяснять своих ощущений, но все же где-то в глубине ума у него теплилась надежда, что эти лавки могли бы — что?

В самом деле, что? Фара устало вздохнул.

— Может быть, вы предпочитаете выйти через боковую дверь? Вы не будете так бросаться в глаза...

Никакого сопротивления в нем уже не осталось.

Он смутно почувствовал, как кто-то берет его за руку, подталкивает, вот они уже у стены, старик нажимает на какую-то кнопку, и перед ними появляется дверь — вот как это делается, стало быть, — а потом он увидел в дверном проеме цветы, шагнул вперед, не говоря ни слова, и вот он на улице.

Фара секунду постоял на ухоженной тропинке, пытаясь осознать ситуацию. Но он сознавал лишь присутствие большого количества народу вокруг, больше ничего. На какое-то время ум его превратился в бревно, плывущее по течению, темной ночью.

Сквозь тьму проступило ощущение: что-то не так. Да, что-то не так, подсказал ему разум, когда он повернулся налево, собираясь обогнуть лавку.

Неясность уступила место потрясению: да это же не Глэй, и оружейной лавки за его спиной не было!

Тут еще дюжина мужчин промчалась мимо Фары, присоединяясь к длинной очереди впереди него. Но Фара не воспринимал их присутствия, их непохожести. Все его существо сосредоточилось на механизме, стоявшем на месте оружейной лавки. Машина, да, машина.

Разум его упорно напрягался, стремясь воспринять огромность отливавшего тусклым металлическим блеском механизма, распростершегося здесь, под небом голубым, словно далекое южное море.