Но попыток не прекращала.
Маленький цыганенок играл на гармошке и горланил какой-то романс, совершенно не попадая в такт. Рядом стоял смуглый старик и гладил цыганенка по голове. Мужчина в светлом пиджаке, проходя мимо, бросил ему в банку мелочь. Цыганенок, не переставая играть, откинул назад вихрастую голову и, прицелившись, метко плюнул мужчине на пальто. Мужчина этого не заметил. Старик снова погладил цыганенка.
У входа в кафе на маленьком стульчике, закинув ногу на ногу, сидел долговязый художник в круглых очках. Сидел, болтал ногой и целился во что-то прищуренным глазом, используя вместо мушки остро отточенный карандаш.
Кремнев зашел в летнее кафе, сел за столик и заказал себе коньяк. Потом еще. И еще.
Когда спустя полчаса Егор уходил из кафе, на его смуглых щеках играл румянец, глаза возбужденно блестели, а темные губы были изогнуты в усмешку.
— Пора, — сказал он сам себе. И тихо повторил: — Пора…
4
— Кофе без сахара, — распорядился генерал Уколов. Адъютант-секретарь кивнул и вышел из кабинета.
Через несколько минут чашка горячего, крепкого кофе стояла перед генералом Уколовым. Он выдвинул нижний ящик письменного стола, достал маленькую бутылочку «Блэк Лейбла» и плеснул себе немного в чашку с кофе. Попробовал, почмокал языком, удовлетворенно улыбнулся и спрятал бутылочку обратно в стол.
И тут в дверь постучали.
— Черт, — с досадой пробормотал Уколов и громко окликнул: — Входите!
Дверь открылась, и в кабинет вошел Егор Кремнев.
Вопреки обыкновению Егор был чисто одет и гладко выбрит, чем немало удивил генерала.
Войдя в кабинет генерала Уколова, Егор вежливо поздоровался и сел на предложенный стул.
Николай Георгиевич взглянул на него веселым взглядом и сказал:
— Как ты?
— Нормально, — ответил Кремнев, стараясь не показать, что немного нервничает.
Уколов улыбнулся:
— Герой! Сегодня утром я подал на тебя представление к награде. Если одобрят наверху, получишь медаль «За отвагу».
Новость Егора удивила, но то, что он хотел сообщить начальнику, было куда важнее медали. Погруженный в свои мысли, Кремнев не выразил должного удивления и благоговения, чем, по всей вероятности, слегка расстроил Уколова. Тот сдвинул брови и строго спросил:
— Ты что, не рад?
— Рад, — ответил Егор. Спохватился и, поспешно улыбнувшись, добавил: — Конечно, рад.
— Вот это уже другое дело, — снова смягчился генерал Уколов. — Правительственная награда, она, знаешь, дорогого стоит. Потому как это ведь не люди тебя награждают, а сама Родина.
У Егора на этот счет было несколько иное мнение, но возражать, а уж тем более спорить, он не стал.
Уколов вдруг снова посерьезнел.
— Да, брат, — со значением проговорил он. — Большое дело ты сделал. Ты уж прости, что снова заставили тебя совать голову в пекло. Но иначе было нельзя.
— Я понимаю, — кивнул Егор. — Николай Георгиевич, я…
— Кстати, насчет премии я тоже распорядился, — не дал ему договорить Уколов. — Медаль медалью, а деньги — это, знаешь, тоже не мусор. Вот и генерал Рокотов со мной согласен.
Говоря так, Уколов слегка смутился, из чего Егор сделал вывод, что речь о премии поднял сам генерал Рокотов, а скуповатый Уколов лишь пошел у него на поводу.
Впрочем, Егора это нисколько не волновало. Так же как не волновала и сама премия. На языке у него вертелась фраза, которую он никак не решался сказать.
Генерал Уколов взглянул на него пристальным взглядом.
— При словах о премии на твоем лице должно было появиться выражение радости, — сказал он. |