— Нет, но я не могу представить себе также вашу прекрасную жену, искажающую что-либо, — ответил Ли.

— Я никогда не подозревал, что вы такой дипломат, — воскликнул Джефферсон Дэвис, когда сливочного оттенка плечи Варины затряслись в веселье. Бывший президент продолжил: — Если бы вы проявили такой талант ранее, я бы послал вас в Европу вместо Мейсона и Слайделла.

— В таком случае, сэр, я рад, что прятал свой свет под колпаком, — сказал Ли, что снова заслужило улыбку от Дэвиса и смех от его жены.

Мэри Ли сказала: — Вы оба кажетесь счастливее, чем когда были хозяевами этого дома.

— Счастливее? — Джефферсон Дэвис серьезно задумался и через мгновение покачал головой. — Нет, я так не думаю. Легче, может быть. В том смысле, что полный груз ответственности сейчас лежит на широких и талантливых плечах вашего отца.

— Сейчас я не могу думать ни о чем другом, кроме жажды, охватившей мое нежное горлышко, — прощебетала Варина Дэвис. — С вашего позволения, господа и Мэри, я, пожалуй, совершу набег на чашу с пуншем.

Ее темно-бордового цвета юбки, жесткие с кринолином, зашелестели, когда она плавно и величественно направилась к столу с закусками, установленному у дальней стены комнаты. Раскланявшись, Джефферсон Дэвис последовал за женой.

После того, как он отошел за пределы слышимости, Ли сказал: — Хоть он и утверждает обратное, моя дорогая Мэри — я уверен, что ты права. Я не видел его таким цветущим со времен нашей юности в Вест-Пойнте.

Когда поток гостей практически иссяк, Ли сам прихватил кубок с пуншем и не спеша дрейфовал себе через толпу, прислушиваясь к разговорам. Это, по его мнению, было самым полезным в этих приемах: они позволяли ему почувствовать, что в Ричмонде думают, или, по крайней мере, о чем говорят — такой возможности он не мог иметь никаким другим способом. Две вещи, казалось, особенно занимают умы людей сегодня: недавняя сдача последнего оплота АБР в Северной Каролине и продолжающиеся дебаты в Конгрессе по законопроекту, ослабляющему рабство. Пухлый, процветающего вида мужчина подошел к Ли и сказал: — Послушайте, сэр! Если мы хотим сделать наших негров свободными, зачем тогда мы пролили так много крови, отделяясь от янки? Ведь мы могли тогда вернуться в Соединенные Штаты с тем же самым результатом.

— Боюсь, что я не могу согласиться с вами, сэр, — ответил Ли. — Мы проливали нашу кровь за то, что хотели сами решать наши собственные дела, вместо того, чтобы молчаливо сносить ущемляющие нас законы США, которые были ими приняты вопреки нашим возражениям и благодаря численному превосходству над нами.

— Вау! — иронически лаконично сказал тот, и попытался отойти.

— Сэр, позвольте мне сказать вам еще кое-что, если можно, — сказал Ли. Мужчина остановился; даже не соглашаясь с президентом, выслушать его он был обязан. Ли продолжал: — Когда я вошел в Вашингтон после того, как тот оказался в наших руках, Лорд Лайон, британский посланник в Соединенных Штатах, задал мне вопрос, который я никогда не забуду: какую нацию мы собираемся теперь формировать в Конфедерации Штатов?

У человека был готовый ответ: — Такую же, как это было до войны, конечно.

— Но мы же стали совсем другими, чем тогда, и просто уже не сможем вернуться к прежнему состоянию, — сказал Ли. — Как отметил посланник, нам потребуется экономическое сотрудничество со всем миром, а война привела нас к краху и необходимости реформировать наши законы, в том числе в отношении рабства. Лучше предпринять небольшие шаги сейчас, дать неграм некоторые права на Юге — в в конце концов, это и их страна тоже — чем оказаться перед лицом неизбежных рабских восстании лет на десять или двадцать.