Изменить размер шрифта - +

Девушка обернулась.

Это была не Альфия.

Анна вздрогнула, останавливаясь. Ей приходилось заставать в отделении среди ночи незнакомых людей. Обычное, в общем‑то, дело — такой незапланированный визит перепуганных родственников.

Ее испугало лицо девушки. Глаза. Таких глаз не бывает.

Все равно, что смотреть в пламя лампады. В зеркало. В лунный блик на воде. В лицо мамы.

— Садись, — тихо сказала девушка.

Анна присела у постели. Ноги словно подкосились.

— Кто ты? — прошептала она.

— Не сейчас. Помоги.

Девушка протянула руку. Анна помедлила, прежде чем коснуться ее.

КАК БУДТО ПАДАЕШЬ В БЕЗДНУ…

— Что я могу, — губы шевельнулись сами. — Чем помочь…

— Ты можешь все. Поддержи меня, — девушка перевела взгляд на Шедченко. Парень спал… или был без сознания? — Он может уйти, Аня. Надо помочь ему… немного…

ХОЛОДНО… ПОЧЕМУ ХОЛОДНО, КОГДА ЕЕ ГЛАЗА — СВЕТ? ПУСТЬ, ОНА ОТДАСТ ВСЕ ТЕПЛО, ЕСЛИ ТАК НАДО…

Наверное, это был лишь короткий миг. Или короткий час. Анна подняла глаза, когда их руки разжались. В пальцах была боль и холод — но в глазах девушки по‑прежнему теплел огонь. Возвращал силы.

Интересно, огню холодно — когда он горит?

— Алеша поправится, — сказала девушка.

На кармашке ее халата были вышиты буквы — «А. К.» Это был ее халат, Анны Корниловой.

И лицо девушки было ее лицом.

— Почему я? — прошептала Анна. — Я… недостойна…

Девушка покачала головой. Коснулась ладонью ее щеки — и Анна дернулась вслед быстро ускользающим пальцам, так тянется за человеческой рукой бездомный котенок.

— Ты чиста.

— Нет…

— Отныне и навсегда — ты чиста, Анна.

— Я думала, ты вновь придешь мужчиной, — ее голос сорвался, когда она поняла, что говорит, и о чем думает.

— Нет в этом разницы, Анна, — Она … он  провел ладонью над ее лицом, снимая страх. — Теперь все будет хорошо.

— Все будет хорошо, — прошептала Анна.

 

14

 

Поезд шел на удивление быстро. То ли порядка на железной дороге стало больше (хотя с чего бы?) то ли просто везло.

Шедченко курил в темном холодном тамбуре. Лязгала вагонная сцепка, за запотевшим стеклом уплывали вдаль огоньки Коломны. Через три часа Рязань, еще через три — Сасово. К утру он доедет.

Смяв в пальцах окурок, Николай щелчком отправил его в заплеванное мятое ведро. Поколебавшись, потянул из пачки еще одну сигарету. И что с ним сегодня творится… весь на нервах. С вечера начала побаливать голова

— напоминанием о тех мучительных приступах, что порой едва не валили его, здорового мужика, с ног. Потом вроде отпустило, но надолго ли…

Шедченко чиркнул зажигалкой. Так и всю ночь простоять недолго. Забывая потихоньку про начинающиеся через сутки учения, просчитывая, что ждет его в Сасово. А что… выйдет из поезда с красными глазами и помятым лицом неспавшего человека. Сразу видно — переживал всей душой.

Мысль была противной и циничной, он поморщился, отгоняя ее. Нечего загадывать худшее. Человек куда прочнее, чем можно представить. Сашка поправится и еще потреплет нервы и сестре, и ему — далекому украинскому дядюшке. Забрать бы их из этой глухомани, пристроить в Киеве, поближе к себе, парня определить в училище — быстро бы дурь вышла. Только поздно уже, раскололась страна, и все, кому не лень, находят отраду в патриотизме. Вот и сестра: «я — россиянка»… Россиянка, в хвост и гриву, мать украинкой была, папаша — вообще невесть кто.

Быстрый переход