— Я ж совсем недавно оборотнем стала… Из своих знакома только с Серебрицей. А она — одиночка, изгой.
— Ну, вот видишь… — развела руками Млада. — Много ли проку мне брать тебя в плен? Хоть и жаль мне тебя, но устроить тебе встречу с Дарёнкой я не смогу, уж прости. Лучше ей не видеть, что с тобой стало.
— Погоди, Млада, — не унималась Ждана, до щемящей тоски проникшаяся состраданием к синеглазой воровке. — Псы и правда что-то затевают. Они забрали с собой моего мужа, князя Вранокрыла… Только вот не знаю, зачем он им понадобился. Может, это сгодится для Цветанки?
— Сгодилось бы, если бы она знала и остальное — для чего псы его забрали, — возразила Млада, нахмурившись. — Нет, Ждана, отдать ей свои сведения у тебя не получится. Ежели ей при этом неизвестно, что там её сородичи готовят, сразу понятно, что мы всё это подстроили, дабы доказать её полезность, а на самом деле ей рассказать-то и нечего.
— Хватит! Надоело вас слушать! Сама решу, что мне делать. — Цветанка откашляла и сплюнула тёмный кровавый сгусток, утёрла губы шапкой. — Что ж, кошка, можешь занять моё место на козлах.
Она развернулась и нетвёрдо зашагала прочь, время от времени пошатываясь и оступаясь. Ждана попыталась было её остановить, но наткнулась на ожесточённый оскал оборотня и невольно отпрянула. Солнце скрылось, лес помрачнел и погрузился в вековую туманную печаль, а Ждана повернулась к женщине-кошке и с болью промолвила:
— Нехорошо выходит, Млада… Ведь она хочет только попросить прощения! Неужели нельзя ей это позволить?
— Я, быть может, и позволила бы, но Радимира без колебаний отдаст приказ её убить, даже разбираться не станет. — Млада поправила повязку на лице и натужно кашлянула. — Да и не нужно, честно говоря, чтобы Дарёна её видела. Ни к чему это, только душу ей травить. Всё равно Дарёне нет пути на запад, а этой девчонке — на восток. Она стала Марушиным псом, ничего с этим уже не поделать, и единственная её дорога лежит в Марушино царство. Ладно… И правда, довольно разговоров. Что-то дышать совсем тяжко стало… Хмарь всю грудь забила. — Млада прикрыла на миг глаза, устало пошатнувшись. — Давай-ка, веди меня к своему горшку с отваром. Полагаюсь на тебя, ибо чутья уже нет. Запахов совсем не чувствую.
Они двинулись по следам копыт, а лошадь, боясь оставаться одна в лесу, поплелась за ними — даже поводьев не требовалось. Обеим было трудно идти: Младе — из-за чувствительности к хмари, а Ждане — от невидимой тяжести, давившей ей на плечи при горьких мыслях о Цветанке. Некстати подкралась иссушающая усталость и вытянула все силы из ног, заставляя их подгибаться и поскальзываться. Глаза и лоб горели сухим жаром, а в спину дышал холодный призрачный шепоток. Большим красным рубцом на сердце пылала царапина от когтя Северги — Марушины врата в душу Яра, которые уже нельзя было закрыть… Или всё-таки можно?
— Что тебя занесло в воронецкие земли? — спросила она женщину-кошку, шагавшую рядом тяжеловатой, утомлённой поступью.
— Дела службы, — коротко и глухо отозвалась та. Полы её тёмного плаща угрюмо покачивались, цепляясь за кусты. — Большего не могу сказать. А вот тебе придётся ответить поподробнее о своей цели… Для чего направляешься в Белые горы?
— Мне нечего скрывать, — сказала Ждана. — Я воспользовалась отсутствием мужа и сбежала от него. Верного возницы, который помог бы мне доехать куда нужно и не сдал бы князю, у меня не нашлось, но волей случая подвернулась Цветанка… Я хочу попросить у княгини Лесияры убежища в Белых горах для себя и сыновей. Но я даже не думала и не гадала, что Дарёнка уже там… Обрадовала ты меня этой вестью, Млада. Словами не выразить, насколько.
— Да, с нами она теперь, и в западных землях ей делать больше нечего, — проговорила Млада. |