|
В воде между тем что-то шевельнулось, медленно приближаясь и проступая… Светлое пятно, окружённое колышущимся облаком водорослей, всплывало к поверхности, постепенно превращаясь в лицо. Из воды на Ждану смотрела дева с мертвенной, зеленовато-бледной кожей и по-лягушачьи большим ртом. Травяная зелень её выпуклых немигающих глаз всасывала Ждану в пучину холодных чар, опутывая душу и прорастая в сознание. Покачивающаяся, дышащая копна волос-водорослей раскинулась на весь колодец, заполнив его собой от стенки до стенки. Лоб девы охватывало очелье из маленьких ракушек, а в ушах вместо серёжек ощетинились костями рыбьи остовы. Широкий рот, полный мелких щучьих зубов, приоткрылся словно бы в зевоте, водная поверхность дрогнула круговыми волнами, и Ждана снова услышала то жутковатое, утробное «бу-у-уль». Протерев глаза зелёными кулачками, водное существо уставилось на девушку.
Ледяное осознание накрыло Ждану: доигралась. Кидая камушки, она разбудила водяницу. Пойманной мышью пискнул здравый смысл: надо уходить подобру-поздорову… Но зелёные щупальца подводных чар крепко опутали её, а край колодца давил на грудь каменным холодом. Свесившаяся с него рука занемела, не в силах втянуться наверх, а к ней уже подбирались пальцы водяной девы. Вот они показались над водой, бескровные, с полупрозрачными острыми коготками… Дёрг! Цап! Плесь! В запястье Жданы вцепилась мокрая и холодная, как рыбья плоть, рука. Рот ощерился в хищной мелкозубой ухмылке, глаза выпучились, обдавая душу Жданы глубоководной жутью, и девушка с ужасом поняла, что её тянет вниз непреодолимая сила. Не получалось ни ухватиться за что-нибудь, ни упереться… Ноги беспомощно елозили по траве, а край рукава уже намок. Как спастись? Кого звать на помощь, если даже горло сковал глубинный холод? Конечно, Лаладу, чья солнечная сила была вышита на рукаве рубашки. Стоило Ждане впустить в свои мысли живительный свет, как выпученные глаза водяницы зажмурились, точно её ослепили яркие лучи от вышитых красных солнц. Коготки царапнули кожу девушки, колышущийся полог волос сжался и втянулся следом за стремительно нырнувшим лицом. С досадливым и недовольным «бу-у-уль» водяница исчезла в глубине. Солнце снова игольчато пробилось сквозь полог сосновых крон, отогревая душу Жданы и растапливая ледяную корочку страха. Царапины от коготков ядовито горели. Поднеся руку ближе к глазам, Ждана ахнула: кольцо пропало! Водяница стащила, не иначе. «Вот засранка!» — выругалась девушка, стукнув кулаком по траве. Сначала сердце лизнули жгучие язычки злости, а потом их потушил холод безысходности… Ждане вспомнилось: нельзя отдавать водяной нечисти ничего своего — ни постоянно носимых украшений или оберегов, ни домашней утвари, ни иных предметов, часто бывающих в употреблении. Через них эти твари вытянут жизненные силы, а потом и вовсе душу высосать могут. Тяжко придавленная негаданно постигшей её бедой, Ждана окаменела… Свет солнца померк, вокруг девушки воздвиглась прозрачная, но непробиваемая стена, отгородившая её от тёплого и родного мира живых — стена отчаяния. Теперь день ото дня она будет бледнеть и чахнуть, сердце ей будет сосать неистребимая, потусторонняя тоска, влекущая в лес, к этому проклятому колодцу. А потом лунной ночью она со стенанием и плачем придёт сюда и кинется в воду. Кожа её покроется такой же, как у водяницы, мертвенной зеленью, волосы выцветут и станут водорослеподобными, во рту вырастут рыбьи зубы, а руки будут тянуться к живым людям, чтобы утащить зазевавшихся на дно… Нет, нет!.. Не бывать этому! Разбив оковы оцепенения, Ждана запустила пальцы в каменную крошку возле колодца, набрала горсть камушков и принялась с остервенением швырять в воду. «Выходи! — кричала она водянице. — Вернись, отдай кольцо! Оно не твоё!» Вода с бульканьем глотала камушки, но ничто в глубине не шелохнулось. |
