– Не должно, – согласился Йован, а его потемневший взгляд говорил об обратном.

Он снова притянул меня к себе, и мы стали целоваться еще отчаяннее.

– У меня крышу сносит, – хрипло проговорил Йован на ухо между поцелуями.

Он запустил руки под мою футболку, и у меня в животе все томительно сжалось. Не знаю, смогли бы мы остановиться, если б в дверь громко не постучали.

– Йован! – послышался голос Александры. – Генрих привез папу и готов отвезти вас в город. Собирайтесь!

К машине мы выскочили под проливной дождь. Налетевший со свистом ветер едва не сбивал с ног. У меня пылали губы и лицо. И сердце чуть не выскакивало из груди.

Да, так не должно быть. Но внутри меня разгоралось и полыхало счастье.

* * *

Всю неделю на улице стояла пасмурная погода. Ночами по карнизам барабанил дождь. Один серый день сменял другой. Единственная причина, не дававшая в такую хмарь падать духом, – скорый приезд отца. Пока не выпал снег, наш с ним личный мотосезон не закрыт. Наконец мы сможем погонять и поговорить по душам.

Разумеется, Йован тоже не выходил у меня из головы. Не было ни одной ночи, чтобы я перед сном не вспоминала о наших поцелуях.

А омрачал все, конечно, Леня. В тот день на даче, когда Леня напугал меня воображаемой девушкой, я твердо решила, что больше не хочу с ним встречаться. Поездка к его сестре и правда об Ольге вышибли меня из колеи. Он псих. Настоящий псих, с которым я не хотела иметь ничего общего. О своем намерении расстаться я сообщила ему и при личной встрече, и по телефону… Только Леня не думал отступать. Он не желал ничего слышать о нашем расставании. Случилось самое страшное – Леня начал меня преследовать.

Первый раз подкараулил у дома. Мы как раз выходили с мамой из подъезда, потому что нам нужно было в одну сторону. Леня сидел на скамейке, подняв воротник плаща, и курил. Мама его, конечно, узнала. Тут же приосанилась и защебетала:

– Ленечка, здравствуй! Как твои дела? Как книга? Давно не был у нас. Почему не заходишь?

Но на сей раз Леня не флиртовал с моей мамой, чем, конечно, сбил с нее спесь. Он ей даже не ответил, будто она – пустое место. Не сводя с меня потухшего взгляда, хрипло спросил:

– Маша, поговорим?

– Ну что ж, вижу, вам нужно посекретничать, – чересчур жизнерадостным голосом проговорила мама. Она не привыкла, что ее могут не замечать. – Марусь, я тогда пойду?

Я тоже ей не ответила, и мама с гордо поднятой головой пошла прочь со двора. Стук ее шпилек еще некоторое время доносился до нас с Леней.

– О чем ты хотел поговорить? – первой спросила я, хотя прекрасно понимала, на какую тему предполагается беседа. Мы сели на скамейку, и я уставилась на асфальт, устланный кленовыми желтыми листьями.

– Маша, ты избегаешь меня?

– Бинго! – горько усмехнулась я.

– Но почему? – искренне воскликнул Леня. Он не понимал, по какой причине мы не вместе. – Все было так хорошо.

– Леня, ты правда не понимаешь? Твоя одержимость Ольгой ненормальна. Я не та девушка, в которую ты уже однажды влюбился. Я тебе неинтересна. Мне не хочется быть живой голограммой Ольги.

О том, что я знаю о Ленином вранье, говорить не стала. Боялась, что он может в любую минуту взорваться и повести себя непредсказуемо.

– Я знаю, что ты ходила к моей сестре, – сказал Леня, не глядя мне в глаза. Он топтал каблуком ботинка мокрые листья.

– Знаешь? – искренне удивилась я. – Думала, вы совсем не общаетесь.

– Она наверняка наплела тебе про меня всякую ерунду.

Я горько усмехнулась. Ни разу не усомнилась, что все сказанное Натальей – правда.