Совершенно безразлично, говорим ли мы о внегалактических туманностях или о галактиках. Что еще вас смущает?
– Почему для многих галактик существует двойная нумерация? – спросил Топанов.
– Двойная нумерация существует только для ста трех объектов, впервые открытых Мессье. Собственно, Мессье открыл только шестьдесят один объект, но он впервые свел все светящиеся объекты с размытыми очертаниями в один каталог, чтобы не спутать их с кометами. Ведь Мессье был знаменитым охотником за кометами, – ответил Григорьев. – Все кометы – члены нашей Солнечной системы. За ними очень интересно наблюдать. На протяжении нескольких дней они смешаются на фоне далеких звезд, а вот светлые пятнышки, что открыл Мессье, оставались неподвижными.
– И каждое такое пятнышко оказалось скоплением из многих миллиардов звезд! – немного торжественно заявил Кашников. Григорьев отбивал у него «звездный хлеб», ведь Кашников был астрономом. – И многие из них подобны нашей Галактике, в которой Солнце занимает скромное положение в одной из ее спиральных ветвей. Свет от многих галактик идет к нам миллионы лет. Одни галактики мы видим с ребра, другие более удобно расположены, и мы можем отнести их или к спиральным, или к эллиптическим, и так далее. Еще Демокрит из Абдеры, великий древнегреческий философ, представлял наш Млечный Путь как скопление бесчисленных звезд, но только Галилею посчастливилось убедиться в правильности этой догадки Демокрита. Теперь же изучение нашей Галактики, как и исследование внегалактических туманностей, бурно развивается. Мы…
– …Мы предоставим вам время и с удовольствием прослушаем вашу лекцию в другой раз, – прервал Кашникова Григорьев. – А сейчас я хотел обратить ваше внимание, товарищи, на одно «но». Дело в том, что все известные нам галактики вращаются вокруг своих ядер, центральных частей, в которых находится почти вся масса галактики, большинство звезд скопления. Вращается и наша Галактика Млечного Пути. Солнце, вместе с Землей и остальными планетами, описывает круг вокруг своего галактического центра за 185‑200 миллионов лет. Наша Земля участвовала по крайней мере в десяти таких оборотах за время своего существования. Только в десяти! Можно ли предположить, что мы наблюдаем при прохождении «спутника Алексеева» какую‑нибудь конкретную галактику? Нет! Галактику мы могли бы видеть только с одной ее стороны. Либо с торца, – Григорьев указал на левый снимок, – либо плашмя, в виде диска, либо как‑то со стороны! А мы _каждое утро_ видим эту странную, условно называемую, «галактику» _два раза_ с торца. И один раз она раскидывает над нами свои спиральные ветви…
– А может быть, Алексеев как‑то получил возможность наблюдать нашу Галактику, ту, к которой принадлежит наше Солнце? – спросил кто‑то.
– Нет, – твердо ответил Григорьев. – Мы уже хорошо знаем истинный вид нашего галактического скопления, у нас нет такого количества спиральных ветвей. Так, кажется, товарищи астрономы?
– А где вчерашние снимки? – вдруг спросил Топанов. – Ну‑ка, дайте их сюда.
Топанов взял три снимка и разложил их на освещенном стекле. Все с интересом наблюдали за ним.
– А ведь снимки‑то разные, – заметил Григорьев, – чуть‑чуть, да разные…
– Съемки могли производиться в разное время, – ответил Леднев, – на разных стадиях поворота, это во‑первых…
– …Если допустить, – вставил Топанов, – что это «галактика», запущенная, вопреки всякому здравому смыслу, подобно детскому волчку‑игрушке? Это вы хотели сказать?
Топанов поменял местами фотоснимки.
– Пожалуй, их нужно рассматривать именно в такой последовательности, – сказал он. |