В порядке симпатии. Так сказать, на восполнение издержек… — И Роджерс положил передо мной зеленые бумажки.
После четвертой рюмки коньяку мой спутник приступил к серьезному разговору.
Я ждал этой минуты. Роджерс зря не тратил ни времени, ни денег.
— Алексей Иванович, — наконец начал он, — нам нужно договориться о главном. Соединим в этих целях, как это у вас говорится, приятное с полезным. Скажите, коллега, вы готовы к серьезному разговору?
— Готов, очевидно.
Роджерс сейчас вел себя со мной, так сказать, на равных — мягко, тактично, вежливо.
— Не хотите еще рюмочку?
Не дожидаясь моего согласия, Роджерс налил коньяка. Катер на большой скорости рассекал воды Дуная.
— В нашем с вами деле, — начал издалека Роджерс, — главное — научиться владеть собой и соблюдать строжайшую конспирацию. Это трудно. Даже очень. Но возможно. «Не боги горшки обжигают» — так, кажется, говорится в известной пословице. Что для этого нужно? И мало… и много. Мне думается, мы поступим в высшей степени благоразумно, если вы, например, пройдете специальный курс обучения и получите у нас соответствующую подготовку. Как вы на это смотрите?
— Мосты сожжены… — ответил я.
— Вы говорите, сожжены? Не согласен. Мосты только наведены. Посмотрите вокруг, как прекрасен мир, как легко дышится и живется. Вы же в этом сами убедились. И по этому мосту, Алексей Иванович, проляжет и ваш путь к нам. Не забывайте об этом. Запомните, своих истинных друзей мы не оставляем.
— Постараюсь запомнить…
— Алексей Иванович, я хотел бы в вашем лице видеть не только послушного исполнителя, но думающего человека. Это немаловажное обстоятельство.
— Понимаю… — сказал я.
Честно сказать, я все меньше и меньше разбирался в том, что со мной происходит. Я жил в каком-то странном состоянии. Будто во сне… Вот сейчас ущипну себя за руку — и проснусь. И все будет по-старому. Потом я с дарами уеду домой. И наконец-то привезу Савельеву марки. Пусть не обижается. Я умею помнить друзей…
И я действительно щипал себя за руку, но не просыпался. Рядом сидел Роджерс, совсем другой, не такой, каким я его видел всегда.
Роджерс говорил, что от меня ничего особенного не требуется. Только нужно поддерживать контакт с ученым Фокиным. Сделать все возможное для установления родственных отношений с ним.
Я только кивал, соглашался… Потом опять тянулся к рюмке. Я перестал соблюдать приличия. Сам наливал себе, один пил. Но, удивительное дело, почему-то не хмелел.
Из дневника Марины
«Я не выдержала и спросила Виктора:
— Что, это были смотрины?
Он покраснел, опустил виновато голову. Вяло пробормотал:
— Глупости… Чепуха… — Потом вдруг, воспрянув, добавил: — Ты же и раньше у нас бывала.
Мне нравилось его смущение. Я задала другой вопрос:
— Тогда почему на меня так подчеркнуто смотрели твои родители?
И тогда Виктор выпалил:
— Я объявил, что женюсь на тебе…
— И что же они ответили? — едва сдерживая охватившее меня волнение, спросила я.
— Ты им пришлась по душе.
— Странный ты человек… — сказала я. — Наверное, об этом нужно было вначале спросить меня.
— Вот, все боюсь… Теперь, считай, спросил. Не знаю, что ты ответишь…
Чудак мой физик. Или они все такие? А что я могу ответить?.. Я же люблю его… Или я должна спросить, как тогда он о поцелуе? Можно ли его полюбить?
— Ну и когда же наша свадьба? — решив с ним поиграть в кошки-мышки, спросила я. |