Не знаю, право, почему, но с отцом она была более близка, нежели с матерью. Айрис по натуре чрезвычайно сложный человек. Конечно, в какой-то степени все мы такие, но она… – Он внезапно умолк.
Печальный тон, каким были произнесены эти слова, заставил Пола внутренне содрогнуться. Придя сюда в напрасной, как он считал, надежде хоть что-нибудь разузнать, он вдруг испугался, что узнает даже слишком много. Он попытался перевести разговор на более животрепещущую, с его точки зрения, тему.
– Должно же быть еще что-то, что вы умеете делать, какой-нибудь другой способ зарабатывать себе на жизнь, используя свой опыт и знания врача. Может быть, вам заняться преподаванием по своей специальности?
Штерн с мрачным видом покачал головой.
– Нет. Требуется демонстрировать то, чему учишь.
Откуда-то появилась невидимая дотоле муха и принялась с жужжанием носиться по комнате. Невольно Пол подумал о сходстве этих беспорядочных метаний с действиями людей и со вздохом решил сделать еще одну попытку:
– Не могли бы вы учить чему-нибудь другому? Простите, если сказал что-то не так, я весьма мало сведущ в медицине.
Штерн, машинально следя за беспорядочным полетом мухи, уныло произнес:
– Нет. Ничему.
– Но должно же быть какое-то решение. У вас есть общее медицинское образование. В конце концов, вы, вероятно, могли бы практиковать как терапевт.
– Мистер Вернер, прошли годы, годы с тех пор, как я изучал сердце и легкие. Что я могу об этом знать сейчас?
– Но ведь существуют учебники. Вам достаточно лишь освежить все это в памяти, не так ли?
Штерн, сидевший в своем кресле необычайно прямо, выпрямился, казалось, еще больше.
– В лучшем случае, это был бы самообман, в худшем – наглое мошенничество. Не имея достаточной практики, я стал бы второ… нет, десятиразрядным врачом. А если я не могу быть лучшим в той области, какой занимаюсь, то уж лучше я буду никем. Я скорее открою палатку и буду торговать гамбургерами! – воскликнул он и яростно взмахнул рукой, задев при этом телефон, который с грохотом свалился на ковер.
Как же трудно, подумал Пол, молча поднимая упавший аппарат, иметь дело с людьми, которые во всем стремятся к совершенству, и вслух спокойно произнес:
– Итак, как я понимаю, вы собираетесь торговать гамбургерами?
Прошло несколько мгновений, прежде чем Штерн ответил:
– Я подумал… хотя, нет, это совершенно бессмысленно, не стоит об этом и говорить.
– Может, все-таки стоит?
– Ну, в общем, мне пришлось несколько раз исправлять дефекты после онкологических операций, в основном на лице, и в какой-то степени меня заинтересовала эта область медицины. Я как-то даже подумал, что, не будь у меня моей работы, я, скорее всего, занялся бы именно этим.
– Вам бы хотелось стать онкологом?
Штерн пожал плечами. Пол уже привык к этому жесту и теперь лишь молча смотрел на Тео, ожидая, что за этим последует.
– Для этого потребуется провести по крайней мере два года в ординатуре, чего я сейчас не могу себе позволить.
– Но ведь ординаторам теперь, кажется, платят?
– Для моих потребностей этого недостаточно. Жена, какими бы ни были наши с ней отношения, и четверо детей, причем уже трое из них в колледже на следующий год… Нет, все это, как я вам и говорил, совершенно бессмысленно.
Какое-то трудно объяснимое чувство, вероятно, гнев на судьбу, гнев, уходящий корнями в его собственное прошлое, заставил Пола довольно резко заметить:
– Испытания обычно сплачивают семьи. Жены, например, идут работать.
– О, – протянул с горечью Штерн, – эта будет наименьшей из моих забот. |