Затем Поливия вышла, а Нетэта колебалась, идти ли ей или не идти, чтобы сказать свое прощение Децию Мунду, и наконец сделала то, что было для нее всего опаснее, то есть взяла ключ и вышла.

Деций же Мунд ничего об этом не знал и, конечно, не ожидал видеть Нетэту, но видел ее в очах своей души, которая была полна ею. Ибо с Децием с тех пор, как он имел успех в храме Изиды, действительно произошел большой и резкий перелом. Деций не ощущал страха смерти, но, расставаясь с жизнью, стал понимать ей цену и назначение не в том, чем наполнял ее до сего времени, ища одной славы и удовольствий, которые мог приобретать при своем богатстве и бессердечии. Он не сожалел, что жизнь его будет прервана на костре, но сожалел, что не испытал в ней тех лучших удовольствий, которых нельзя купить золотом, а можно было получить только улучшением самого себя до той степени чистоты, чтобы привлекать к себе любовь другого существа. И, доходя до таких размышлений, он сейчас же вспоминал о Нетэте -- и тогда сразу ощущал в себе два течения разносторонних терзаний. С одной стороны, это было незнакомое ему до сей поры сожаление к женщине, для обмана которой он сделал так много злых дел и явился виновником погибели многих людей и для ней самой тяжелого стыда и осмеяния; с другой же, ее детская доверчивость и чистота, благодаря которым и суеверию среды она сделалась жертвою его обмана, наводила Мунда на мысль о том, что нежный поэт Катулл понимал жизнь и что нет ничего смешного в его желании предпочесть тихую жизнь с доброю и целомудренною женщиною всем оргиям шумного Рима. И как скоро появлялась в нем эта мысль, так сейчас же в то время он вспоминал оскорбленную им Нетэту и начинал тосковать не так, как было ранее, когда он томился желанием победить ее целомудрие низким обманом, а теперь он вспоминал стихи Катулла, которые читал на память нежной Лелии, и сам повторял их шепотом…

Грех не велик, если ей на теле, и стройном и гибком,

Дерзкой рукой изомнешь туники воздушные складки,

Спутаешь волны кудрей и вмиг на чело молодое

Кто же не любит смотреть на то, как с досады мгновенной

Слезы красавица льет?.. Но знай, что преступно и подло

Вызвать из груди ее поток безутешных рыданий,

Чтобы, беснуясь, она металась, кричала от горя,

Чтобы ногтями своими себе же царапала щеки.

Скиф необузданный тот -- преступный и гнусный, безумный

Изверг, кто милой своей такое нанес оскорбленье.

Боги соступят с небес и тяжко его покарают.

(Так настроенная, Нетэта становится свидетельницей дружеского заседания в доме Сатурнина, где он в обществе близких обсуждает казнь преступнику и слышит советы гостей, беспощадных к несчастному.)

Над Децием Мундом совершилась такая судьба, какую ему незадолго пред этим событием предсказывал расточительный Персии, т[о] е[сть] Тиверий не захотел сам изречь приговора Мунду, а повелел отдать его во власть оскорбленного мужа обманутой Нетэты. И тогда польщенный этим Сатурнин нашел для себя достаточное утешение в такой милости кесаря и обнаружил большую заботливость, чтобы изобресть виновному казнь, достойную милостивого доверия императора.

А как Сатурнин сам был человек очень тяжелого ума и не надеялся найти под своим косматым лбом пристойных необыкновенному случаю соображений, то, чтобы изречь Децию Мунду казнь, которая понравилась бы кесарю и представила приятное зрелище народу, а также была бы и достойна звания казнимого всадника и строго карала его безнравственное злодейство, -- Сатурнин созвал к себе на совет всех своих друзей, на чей разум и познания он полагался.

Об этом Сатурнин сообщил тестю своему Пакувию, теще и самой Нетэте, о которой он сожалел, и думал доставить ей утешение тем, что оскорбление ее будет наказано строго и оскорбитель поплатится за свое злое торжество жестокою казнью.

По зову Сатурнина, сделанному по всему Риму через разосланных невольников, вечером к нему собрались Горгоний-богач, Амфион, знаток светской жизни, Фуск, знатный мим, Лелий-поэт, Фурний-художник, Помпедий-сенатор, Булаций-философ и Мена-глашатай и другие, между которыми было немало людей, виденных нами в первый вечер у Фаволии.