|
- Не важно. Галиция и Лодомерия. Премиленькая местность. Отец - вечная ему память, вместе с его идеей назвать первородного сына Спутником, - имел там антикварный магазин. Достойнейший был человек. Я не поменял имени. Ну, так как же, господин Тихий? Будем упираться или на мировую? - Мне хотелось бы, чтобы господин Кюссмих запомнил меня надолго, - ответил я по некотором размышлении. Адвокат посмотрел на меня с неодобрением. - Вы думаете сначала о нем, а потом о себе? Благородно, но непрактично. Лучше оставьте мне страховочную веревку. Адвокат Финкельштейн упрется и будет тянуть, пока еще можно. А вы тем временем отправляйтесь на отдых. Три месяца нужно переждать все равно. - Знаете что, - сказал я, захваченный новой мыслью, - тот хронорх - он уже готов? Действует? А то можно было бы послать приличную дозу разных атомов туда, где Кюссмих будет изготовлять свой золотой кофе. Например, сажу, кремний, серу... Адвокат громко рассмеялся. - О, выходит, профессор был прав, когда говорил, что вам пальца в рот не клади. Верно, это оружие может оказаться очень грозным. Но, видите ли, месть, как и любой бизнес, должна иметь какой-то предел расходов. Чтобы послать горсточку атомов на полгода вперед, понадобилось бы электричества на миллион франков... - В таком случае я препоручаю вам свой замок и свою честь, господин адвокат, - сказал я, вставая. Он еще смеялся, когда я закрыл за собой дверь. 2. ИНСТИТУТ ИСТОРИЧЕСКИХ МАШИН Адвокат Финкельштейн убедил меня. Месть была невозможна. Хотя, конечно, это одно из высших наслаждений жизни, причем, как утверждают эксперты, холодная месть всего приятней на вкус. У кого из нас нет личных врагов, ради которых мы удерживаем себя от вредных страстей, чтобы в наилучшем здравии дождаться нужного часа? Об этом я мог бы поведать немало, ведь космонавтика, понятное дело, оставляет массу времени для размышлений. Один человек, имени которого я не назову, дабы не увековечить его, всего себя посвятил поношению моего творчества. Возвращаясь из созвездия Кассиопеи, я знал, что встречу его на официальном банкете, и обдумывал различные варианты этой встречи. Разумеется, он подойдет ко мне и подаст руку, а я, к примеру, попрошу его разъяснить мне, подлец он или кретин, потому что кретинам я подаю руку, а подлецам - никогда. Но это было как-то уж очень убого, по-опереточному. Я браковал один вариант за другим, а приземлившись, к своему ужасу услышал, что все пошло впустую. Он переменил мнение и теперь превозносил меня до небес. Кюссмиху я тоже ничего не мог сделать. Поэтому я решил, что отныне он для меня не существует. И он действительно исчез, но только из моей яви. В сонных кошмарах он дарил мне яхты, дворцы, танкеры, полные "Мильмиля", и груды бриллиантов. Мне приходилось на коленях уползать от орды адвокатов, а те, настигнув меня в темном переулке, набивали мои карманы серебряными ложечками. Приговоренный к трем месяцам тяжелых забот в Швейцарии, я опасался, что просто зачахну. По ночам Кюссмих, а днем парки, как подарки, сияющие золотом таблички с названиями банков, биржевые бюллетени и курсы акций в "Нойе Цюрхер Цайтунг". На прогулках я избегал одной улицы: мне сказали, что под асфальтом, между трубами там хранятся сейфы с золотом; они, мол, не умещались в подвале, и банк врылся под мостовую. К счастью, я вспомнил о приглашении профессора Гнусса. Это меня спасло. Институт располагался за городом. В его стеклянных стенах отражались небо и облака. Он высился среди обширного парка, заметный издали. За оградой в форме копий с позолоченными остриями грелись на солнце подстриженные ряды кустарника. Из приемной я позвонил в главное здание; потом проехал дальше и припарковался под большими каштанами у бассейна, в котором плавали сонные лебеди. |
