— Но… но… — смущенно пролепетала Лика, — тогда многие бы умерли с голоду без помощи другого, если следовать по твоему примеру, Рен.

— Если им с детства твердить постоянно, что человеку надо надеяться только на самого себя и жить на собственные силы, а помощи ждать ему помимо не откуда, небось, приучатся к труду с малолетства, будут трудиться и работать, а стало быть, и сумеют просуществовать без чужой помощи.

— Какая жестокая теория! — прошептала Лика смущенно и печально.

— Для тех, кто не хочет и не умеет жить! — отозвалась ее старшая сестра. — А все вы, помогающие другим людям, как тетя Зина, твой учитель, ты сама, насколько вы увеличиваете только сами этим число ленивых и тунеядцев, которые, предоставляют другим заботиться о себе.

— Нет, нет, храни Господь поверить тому, что ты говоришь! — горячо вырвалось из груди Лики. — Я могу быть сама только тогда счастлива, когда счастливы другие вокруг меня. Иначе, лучше не жить, нежели быть эгоистом.

— Каждый живет для себя! Только для себя! — резко подтвердила старшая Горная.

— Рен! Ты какая-то странная, особенная, не такая как все. Я в первый раз слышу такие речи! Тетя Зина… — начала было смущенно Лика.

— Не я, а ты особенная с твоей тетей Зиной, вместе, — покраснев и теряя свое обычное на минуту спокойствие, вспыхнув, произнесла Рен.

— Скажи мне, пожалуйста, Лика, кто тебя научил таким странным, таким сентиментальным мыслям?

— Как, кто? Тетя Зина, синьор Виталио! — с детской горячностью произнесла Лика, — да и сама я с детства поняла, что жизнь для самой себя — эгоизм и скука.

— Ну, моя милая, советую тебе поскорее изменить свои взгляды. В нашем кругу, смею тебя уверить, они придутся совсем не ко двору… — усмехнулась Рен. — Однако, мне надо еще идти на партию крокета в сад, мистер Чарли и мисс Пинч должно быть уже давно ждут меня там, — бегло взглянув на часы, произнесла Ирина и с силой по-мужски пожала протянутую ей руку сестры.

Лика вскинула еще раз на нее удивительными глазами, тихо вздохнула и низко опустив голову, как виноватая, вышла из комнаты Рен.

VI

Две недели пролетели с тех пор, как младшая Горная вернулась под кровлю родительского дома, в круг родной семьи, две недели бестолковой сутолоки, праздной болтовни, постоянных приемов и недолгих часов одиночества за томиком французского или английского романа в руках. В этом, однако, не было вины Лики. Неоднократно собиралась молодая девушка поговорить с матерью о своих планах, открыть ей свои заветные мечты и поделиться ими с близким человеком. Но ее свиданья с Марией Александровной совпадали, как нарочно, в те часы, когда Лика не могла застать мать одну. По утрам Марья Александровна Карская вставала лишь к позднему завтраку, то есть к двум часам, в то время именно, когда дом уже кишел посторонними посетителями, приезжими из города родственниками и знакомыми. Впрочем, Лика и не особенно горевала покамест, уходя вся с головой в свое праздное бездействие.

«Вот переедем осенью в город, тогда все, все будет уже иначе. Можно и благотворительность, и пением заняться!» — неоднократно утешала она сама себя, чувствуя по временам острую тоску от такого пустого существования.

Однажды, возвратившись с музыки в свой розовый будуар-коробочку, молодая девушка нашла на своем письменном столике объемистый конверт с заграничной маркой.

«Венецианский штемпель. От тети Зины!» — мелькнуло вихрем в голове молодой девушки, и она дрожащими руками вскрыла конверт.