Я повела носом и уверенно двинулась вперед. Я шла по запаху, как гончая. Чем отчетливее становился запах, тем быстрее я шла. Анри еле поспевал за мной и сердито шипел, что идти надо тихо, еще не известно, кто ждет нас впереди.

— Ну и оставайся здесь. И не ходи за мной. И сиди тут на своих сокровищах, как скупой рыцарь, — бубнила я под нос и злилась.

Коридор распрямился, шум воды остался позади, а запах усилился. И я увидела свет. Он пробивался в щель неплотно пригнанных деревянных панелей.

— Стоп, — сказал сыщик, и я остановилась.

Он отстранил меня, подкрался к щели и приник к ней глазом. Потом радостно улыбнулся и рубанул локтем по доскам. Гнилое дерево разлетелось в щепы, аромат кофе хлынул в потайной ход, а в комнате послышался сдавленный крик.

— Гунда, не пугайся, это мы, — и он шагнул в пролом, а вслед за ним и я.

— Ах ты, противный мальчишка! — Гунда сидела за длинным кухонным столом, сердито поджав губы и приложив ладонь к черному платью на левой стороне груди. — Смотри, что ты наделал: из-за тебя я пролила кофе.

Действительно, возле белой керамической кружки с рекламным изображением Грюнштайна растекалась коричневая лужица. А рядом с лужицей возвышалась плетеная корзинка для пикников, полная яств. Мне пришлось сесть на лавку, чтобы не упасть от головокружения. Для начала я отломила здоровенный ломоть домашнего хлеба, затолкала его целиком в рот вместе с куском мягкого сыра и сделала большой глоток кофе. Прожевать удалось с трудом и не сразу. Я повторила эксперимент и почувствовала настоятельную потребность расстегнуть пуговицу на джинсах. Когда с хлебом и сыром было покончено, жизнь приобрела некоторую привлекательность.

Эта привлекательность выразилась в том, что от сытости меня повело в сон, а разные проблемы в виде утерянной сумочки, бродячих привидений, стреляющих арбалетов и шутов-убийц отошли на второй план. Анри пошарил рукой на дне плетеной корзинки и вынул бордовое яблоко, сочное и красивое, как на картинке. Он щедро протянул его мне. Я прислушалась к внутренним ощущениям и пришла к выводу, что яблоко уже не поместится, пришлось вернуть его в корзину.

Я привалилась головой к плечу Анри и прикрыла тяжелые веки. Свет керосиновой лампы расплылся солнечным озером, черное платье Гунды превратилось в перья, а длинный нос — в клюв вороны. Ее голос с каркающими интонациями доносился с другого берега озера.

— Что случилось? Почему у тебя шишка на лбу? Как вы очутились в коридорах?

Ей отвечали сыщики Эркюль и Пуаро (иногда Эркюль, иногда Пуаро), находившиеся где-то совсем рядом.

— Ничего не случилось, мы просто заблудились. Я ударился и выступ в своде потолка, вот и получилась шишка.

— Чего ради вас понесло в коридоры? Это же опасно…

— Это я так решил сократить путь к библиотеке.

— Ты что-нибудь выяснил?

— Прошлой ночью здесь был папаша Бонифаций и Блум.

— Откуда ты знаешь?

— Она видела их. Они прошли мимо пещеры возле развилки.

— Что она там делала?

— Ночевала.

— Ах, так это они унесли ковер?! Анри, скорее звони в полицию, замок ограбили!

— Гунда, замок продан. Это уже не наша с тобой забота.

— Если так рассуждать, то скоро здесь камня на камне не останется…

— Гунда, посмотри.