Женившись, да еще вовремя, чтобы дать имя ее пащенку, Флем
становился не только законным мужем этой проклятой девчонки, которая с
пятнадцати лет одной своей походкой распаляла всех мужчин моложе
восьмидесяти, но ему за это еще и приплатили: он получил не только
законное право лапать ее, когда ему вздумается, - а человеку стоило только
вообразить, что ее кто-то лапает, как он себя не помнил, - но ему еще за
это отдали в полное владение усадьбу Старого Француза.
Да, он знал, что Флем не придет, когда потребуется, потому что Флему с
молодой женой надо пробыть вдали от поселка до тех пор, пока про то
существо, что у них родится, можно будет говорить, будто ему исполнился
всего один месяц, и никто при этом не помрет со смеху. Но когда наконец
подошла та последняя минута, тот последний миг и ему уже никак нельзя было
не прицелиться и не спустить курок, он об этом забыл. Нет, неправда.
Ничего он не забыл. Просто ждать стало невмоготу, Хьюстон сам не дал ему
подождать, и это было последнее оскорбление, которое нанес ему, умирая,
Джек Хьюстон: заставил его, Минка, убить себя в такое время, когда
единственный человек, который мог спасти Минка и спас бы непременно, волей
или неволей, по извечным неизменным законам кровного родства, - этот
человек находился за тысячу миль, и это оскорбление ничем нельзя было
смыть, потому что, нанося его, Хьюстон сам уходил от всякого возмездия.
Нет, он не забыл, что его родича поблизости нет. Просто ждать дольше
было невозможно. Просто ему пришлось положиться на _Них_ - на _Них_, про
которых сказано, что ни один волос не упадет с головы без _Их_ воли. _Они_
были для него вовсе не тем самым, как его ни назови, кого люди величают
Старым Хозяином. Не верил он ни в какого Старого Хозяина. Насмотрелся он в
своей жизни такого, что если бы и вправду существовал какой-то Хозяин, да
еще, как говорят про него, всевидящий и всемогущий, так уж он наверняка
вмешался бы. К тому же он, Минк, никогда верующим не был. В церковь он не
ходил лет с пятнадцати и ходить не собирался: чего делать там, где
какой-то малый, у которого бурчало в животе и зудело под ширинкой, - тут
домашними средствами не обойтись, - называл себя проповедником божиим,
чтобы под этим предлогом собрать побольше баб и соблазнять их услугой за
услугу - они ему набьют пустое брюхо, а он им за это тоже услужит, как
только муж уйдет в поле, а жена словчится убежать в кустики, где ее и
будет ждать проповедник; и бабы шли в эту молельню, потому что нельзя было
выгоднее обменять жареную курицу или картофельный пирог, а мужья приходили
не затем, чтобы помешать этим сделкам, потому что муж понимал, что никак
помешать не может, кишка тонка, а затем, чтобы выведать, попадет ли его
жена в очередь сегодня или он еще успеет проборонить последнюю сороковку,
а уж потом, если придется, привяжет жену ремнем к спинке кровати, а сам
спрячется за дверью и станет ждать, что будет; молодежь, та и вовсе не
заходила в церковь, даже для виду, а прямо бежала парочками в ближние
кусты. |