|
Минк просто считал, что _Они - Он - Оно_, как бы их там ни назвать, должны быть воплощением основной естественной справедливости и равенства в человеческой жизни, а если это не так, значит, и противиться бесполезно. Не могут же _Они - Он - Оно_, зовите как угодно, вечно мотать и мытарить человека и не позволить ему в какой-то день, в какой-то миг самому дать сдачи, по справедливости, по праву. Пусть _Они_ его мотают и мытарят, пусть _Они_ даже просто сидят и смотрят, как все складывается против него, как удары сыплются ему на голову без передышки, будто по заказу; пусть _Они_ просто сидят и смотрят, а может быть (ну что ж, почему бы и нет - человеку это нипочем, если он только настоящий человек и раз так полагается по справедливости), даже радуются; может быть, _Они_ его испытывают, проверяют - настоящий он человек или нет, хватит у него силы выдерживать всякие мытарства и мотания, чтобы заслужить право дать сдачи, когда придет его черед. Но когда-нибудь настанет час, и он, в свою очередь, заработает это право по справедливости, законно, точно так же, как _Они_ заработали право испытывать его и даже радоваться его испытаниям; настанет час, когда _Им_ тоже придется доказывать ему, что и _Они_ - настоящие, как он доказал _Им_, что он - настоящий человек, тот час, когда он не только сможет на _Них_ понадеяться, но заработает себе право надеяться на _Них_ и знать, что теперь-то _Они_ его не подведут; и _Они_ не посмеют, никак не осмелятся подвести его, иначе _Они_ так же сами себе опротивеют, как он в конце концов опротивел себе, оттого что терпел все, что приходилось терпеть от Джека Хьюстона. Так что он еще в то утро отлично знал, что Флем сюда не явится. Но ему просто невмоготу стало ждать, просто подошел тот час, когда им с Джеком Хьюстоном больше нельзя было дышать одним воздухом. Значит, раз его двоюродного брата тут нет, ему оставалось только одно - право надеяться на _Них_, право, заработанное тем, что за всю свою жизнь он ни разу ничего с _Них_ не спрашивал. Все началось весной. Нет, раньше, прошлой осенью. Нет, даже еще раньше, задолго до того. Началось это в ту самую минуту, как родился Хьюстон, уже с задатками наглости, нетерпимости, упрямства. Нет, не в ту минуту, как они оба, Хьюстон и Минк Сноупс, стали дышать одним воздухом - воздухом Северного Миссисипи, потому что он, Минк, никогда ни с кем не спорил. Никогда он спорщиком не был. Просто всю жизнь его так мотало и мытарило, так ему не везло, что волей-неволей приходилось неотступно и упорно защищать самые насущные свои права. Но только с лета, перед той первой осенью, судьба Хьюстона неразрывно и окончательно связалась с судьбой Минка, и это было еще одним проявлением извечной обиды: никто, даже _Они_, и меньше всего _Они_, не соблаговолил предупредить Минка, к чему приведет эта первая встреча. Случилось это после того, как молодая жена Хьюстона пошла искать куриные гнезда на конюшню, где стоял жеребец, и жеребец этот убил ее, ну и, конечно, каждый порядочный человек решил бы, что ни один порядочный муж ни за что не заведет себе второго такого жеребца. |
