— По-моему, замечательно. Немного путано, но замечательно, — сказала она с улыбкой.

— И этот фонд мне нравится. Я про него не слышал, но он мне нравится. Нам было не до образования наших детей, пока мы вели долгую войну за свою независимость.

— Может, поставишь галочки против тех, что тебе нравятся? У тебя есть карандаш?

— Мне все нравятся. И ты, Аннабель, мне нравишься.

Он сложил листок и сунул в карман.

Ничего не говори, мысленно взмолилась она в дальнем углу комнаты. Не вытягивай из меня обещаний. Не рисуй несбыточных картин. Я недостаточно сильна духом. Остановись!

— Когда ты примешь веру моей матери и моего народа, а я стану видным врачом с западным дипломом и с такой же машиной, как у мистера Брю, я буду тебя холить и нежить в свободное время. Я тебе это обещаю, Аннабель. Пока у тебя не вырастет живот, ты будешь работать медсестрой в моей больнице. Я заметил: когда ты не сурова, то умеешь сильно сострадать людям. Но сначала тебе придется пройти подготовку. Одного диплома, чтобы работать медсестрой, недостаточно.

— Наверно…

— Аннабель, ты меня не слушаешь? Пожалуйста, сосредоточься.

— Просто я смотрю на часы. Мистер Брю ждет нас пораньше, до приезда доктора Абдуллы. Ты должен заявить о своих правах на наследство, даже если не намерен принимать деньги.

— Я в курсе, Аннабель. Я хорошо знаком с техническими подробностями. Именно поэтому его лимузин заедет за нами заранее. Мелик и Лейла придут на церемонию?

— Нет. Они в Турции.

— Печально. Они бы за меня порадовались. Я обеспечу детей широким образованием. Не в Чечне, к сожалению, это слишком опасно. Они начнут с изучения Корана, а затем перейдут к литературе и музыке. Они будут стремиться к достижению Пяти Совершенств. А если у них не получится, наказывать их никто не станет. Мы будем любить их и молиться с ними. Я не большой знаток шагов, необходимых для твоего обращения. Это дело мудрого имама. Когда я составлю личное мнение о докторе Абдулле, чьи труды я уважаю, я подумаю, не подойдет ли он для этой роли. Я ведь ничем тебя не оскорбил, Аннабель.

— Я знаю.

— А ты не пыталась меня соблазнить. Были моменты, когда мне казалось, что ты собираешься это сделать. Но ты брала себя в руки.

— По-моему, нам надо начать собираться, ты не находишь?

— Послушаем Рахманинова.

Подойдя к арочному окну, он нажал на кнопку плеера, включенного на полную громкость. Так он любил слушать музыку в одиночестве. От мощных аккордов затряслись стропила. Он отвернулся к окну, так что она видела только его силуэт, и стал методично одеваться. Карстеновский кожаный пиджак ему разонравился. Он предпочел свое старое черное пальто, тюбетейку и желтую седельную сумку через плечо.

— Аннабель, ты следуй, пожалуйста, за мной. Я беру тебя под свою защиту. Таковы наши традиции.

Но в дверях он вдруг застыл как вкопанный и посмотрел на нее таким пронзительным взглядом, что на мгновение ей показалось: сейчас он закроет дверь, и они останутся взаперти, чтобы навсегда разделить эту жизнь вдвоем, в их собственном мирке.

В глубине души, возможно, ей этого и хотелось, но он уже шагнул на лестницу, и поздно было о чем-то мечтать. Перед домом их уже ждал длинный черный лимузин. Шофер, блондинистый юноша в расцвете сил, распахнул заднюю дверцу. Она забралась в машину. Шофер ждал, что Исса последует за ней, но когда тот отказался, он открыл ему переднюю дверцу.

Брю вел их в святая святых, за ним следовал Исса и последней Аннабель в своем официальном черном костюме и повязанном на голове шарфике. Исса сильно изменился, сразу отметил про себя Брю. Набожный мусульманин в бегах превратился в сына-миллионера полковника Красной армии.