Нет! Я готова для нее всем пожертвовать, но хочу, чтобы и я все для нее составляла. Председатель лишит меня наследства, я буду почти бедна, но не забочусь об этом, а хочу быть счастливой и уверенной, что тот, кому отдам себя, будет осуществлением моего идеала.
— Что же убеждает тебя, что первый для кого забилось твое сердце — именно тот, кого ты ожидала?
— О, я люблю его, чувствую это; но любя, трепещу и путаюсь. Пока скажу ему то, что просится из сердца, я должна быть уверена, что он любит меня всей душой, что все посвятит для меня.
— Все? О, есть многое, чем нельзя пожертвовать даже для любви!
— Да, честью, священными обязанностями… Но собой…
— Что же ты полагаешь делать?
— Ничего: буду его мучить, испытывать.
— И для того ты завлекла его, обманула?
— Да, чтобы любил и страдал. О, поверь, я вознагражу его за это — жалеть не будет!
Еще они шептались между собой, как Ян, которому запрещено было являться в Домброву, выискивая случая видеться с Юлией, приехал к знакомым дубам в надежде ее там встретить и попрощаться.
Юлия услышала топот, Мария первая догадалась, кто едет, и, не желая дождаться нового таинственного свидания, старалась увлечь подругу.
— Не пойду, — сказала Юлия решительно.
— Помилуй! Люди, которым все известно, узнают о наших прогулках, о том, что он бывает здесь и что же заговорят о тебе, обо мне?
— Пусть говорят, что хотят, а я делаю то, что обязана.
— Но теперь ты не обязана поступать так.
— Положись на меня.
Ян уже сошел с коня и их приветствовал.
— Теперь я убеждена, — сказала Юлия, обращаясь к нему, — что вы, подобно нам, полюбили это место.
— Или место, или тех, кого встречаю…
— Я знала, что вы закончите этим комплиментом.
— Я даже признаюсь, что ехал сюда в надежде вас встретить.
— Очень благодарны.
— В Домброве я быть не могу, а завтра или, может быть, сегодня, — уезжаю.
— Уже? — спросила Юлия.
— Завтра или даже сегодня.
— Непременно? — И она посмотрела ему в глаза, испытывая силу своего взора.
— Непременно.
— Так, что ни удержать, ни упросить вас?
— Кто ж бы меня просил, или удерживал?
— А если бы?
— Невозможно, — сказал Ян грустно.
— Чья ж воля, как собственная, удаляет вас отсюда?
— Воля отца моего.
— Склоняемся перед нею, хотя скажу откровенно, нам жаль вас. В каменистой и песчаной Литве вы позабудете о волынских знакомых.
— Я никогда не забываю того, что оценил раз в жизни, к чему…
Он не смел докончить. Взоры их встретились.
— Поезжайте с Богом! — сказала Юлия с притворным равнодушием. — Когда же мы можем ожидать вас?
— Через полгода.
— А, так скоро?
— Вы говорите — скоро?
— Разве я сказала?
Юлия говорила быстро, притворяясь ветреной и равнодушной, но сквозь это притворство пробивалась раздражительность. Ян был грустен.
— Которое у нас сегодня число? — спросила она.
— Первое августа.
Юлия начала считать по пальцам.
— Итак, значит, первого февраля…
— Закончится полгода.
— Как раз на масленице. Значит, в этот самый день вы приедете в Домброву?
— Вы приказываете?
— Разве же я приказывала? Нет… А вам угодно, чтобы я приказала?
— Сделайте одолжение. |