- Ее глаза лучились странным, завораживающим светом. Она как бы отдалилась от меня на тысячу миль. - Я
полагаю, вы правы - это была бы стрельба по сидящим птичкам. К сожалению, у меня другое отношение к ценностям такого рода. Если бы мне когда-
нибудь пришлось стрелять в птицу, то, наверное, я предпочла бы убить ее, чем ранить и отпустить для долгих страданий. - Она взглянула на свои
часы. - О, я должна бежать. Я не предлагаю вам заплатить за обед. Вам это не понравилось бы, не так ли? - Она поднялась. - По-жа-луйста, не
провожайте меня. Я предпочитаю уйти одна.
Она опять угадала. Я как раз хотел сказать, что заплачу за обед.
- Я еще увижу вас?
Она засмеялась, искренне забавляясь ситуацией. - А зачем? Меня не интересуют ваши соборы, а вас - мои трудности.
Она стояла против света, и изящные контуры ее тела отчетливо просматривались сквозь блузку. Мои добрые намерения исчезли. Я понял: сейчас
она уйдет навсегда.
- Подождите минутку...
- Прощайте, Дэвид. Спасибо за ленч. Отправляйтесь домой писать вашу книгу. Уверена, она будет иметь большой успех. - Она пошла по проходу
между столиками. Пьеро поклонился ей, а она, на несколько секунд остановившись, что-то ему сказала. Ее силуэт обрамлялся солнечным светом, а
сквозь складки юбки я видел темноватые контуры ее стройных ног и округлые линии бедер. Не оглянувшись, она вышла на улицу.
А я сидел, ощущая с ее уходом пустоту и злость. Смотрел на то место, где она остановилась, заговорив с Пьеро, и проклинал свою чертовскую
глупость, свои никому не нужные принципы, но внутренний голос нашептывал, что я сделал все правильно.
Пьеро подошел к столику:
- Вы довольны, синьор Дэвид?
- Да, спасибо, все было прекрасно. Счет, пожалуйста.
- Какая красивая синьора!
- Счет, Пьеро!
Он ушел, вернулся со счетом и подал его, но без улыбки на своем добродушном лице. Я отдал ему купюру в тысячу лир.
- Оставьте сдачу себе. Пьеро.
- Но этого слишком много! - воскликнул Пьеро. - Я же вижу, вы сами нуждаетесь в деньгах...
- Оставьте сдачу себе и не приставайте ко мне! Он поспешно возвратился за стойку и уселся там, бросая на меня удивленные и соболезнующие
взгляды.
Я потянулся за своим окурком.
И тут я увидел брошь.
Возле пепельницы, наполовину прикрытая салфеткой, лежала бриллиантовая брошь. Брошь, должно быть, каким-то образом выскользнула из сумочки,
когда она доставала платок. А может, Лаура оставила ее тут, зная, что я найду ее.
***
У Торрчи была небольшая квартирка на улице недалеко от Пьяцца Лорето. На этой площади была установлена виселица с телом Муссолини. А Торрчи
был ярым антимуссолинистом и приложил огромные усилия к поискам квартиры именно в этом месте, чтобы утром, идя на “промысел” к собору, плюнуть
на то место, где когда-то тело Муссолини оплевывалось разъяренной орущей толпой.
Квартира находилась на самом верхнем этаже грязного ветхого дома, со времен войны хранившего на своих стенах следы шрапнели. По обе стороны
от него до сих пор оставались огромные кучи щебня и кирпича - последствия бомбежек.
Переступая через играющих на лестничных площадках детей и раскланиваясь по пути с мужчинами и женщинами, праздно сидящими в креслах возле
открытых дверей, я поднялся наверх. |