Да и то только для того, чтобы напиться воды и снова ухнуть в эту бездну. Он умирал от счастья, рассматривая в перерыве между приступами любви ее маленькое розовое ушко. И умилялся, потому что впервые видел, как могут быть красивы обычные женские уши. Или необычные?
Катькино левое было похоже на улиточку, запутавшуюся в золотистых нитях волос. От света лампы, в пучок которого оно попадало, «улитка» была прозрачной. И мохнатой — покрытой нежным детским пушком. Правое, примятое подушкой, смешно прилипало к голове.
Тоненькими пальчиками Катерина трогала его лицо. Васильев вспомнил. «Как там у любимого барда Олега Митяева? “Розовые мягкие ладошки с розовыми лучиками пальцев”… да, именно так — лучики пальцев!» Лучики скользили по его лицу, вычерчивая рисунок бровей и губ, ладошки закрывали ему глаза. Она чуть слышно говорила ему: «Поморгай!» Он моргал, и она смеялась. «Ты что?» — спрашивал он. «Ничего! Просто, когда ты моргаешь, кажется, как будто бабочка в кулачке!», — отвечала она.
Они съели все припасы из холодильника, и голод выгнал их на улицу.
— А давай поедем куда-нибудь погулять? — спросил Васильев.
— Давай! А куда? — больше для порядка поинтересовалась Катерина. Ей было все равно куда, лишь бы с ним.
— Я придумал! Запрыгивай, — распахнул он перед ней дверцу машины.
Они поужинали в каком-то маленьком ресторанчике на Петроградке, а потом поехали в… зоопарк. «Звериное» заведение было уже закрыто. Для простых посетителей. На входе перед вертушкой сидел охранник. Васильев что-то спросил у него, охранник кивнул и пропустил их внутрь.
— Ты когда-нибудь была в зоопарке в это время? — спросил Васильев.
— Нет, я даже не знала, что сюда пускают посетителей в такое время, — Катерина испуганно озиралась по сторонам.
— Посетителей не пускают и павильоны все закрыты, а вот в лекторий можно попасть, там проходят концерты разных бардов. Сегодня тоже кто-то поет. — Васильев разглядывал на плане-схеме нужное им направление.
— Мы пойдем на концерт? — спросила Катя.
— Если хочешь, можем пойти. — Васильев поймал в темноте Катину руку, крепко сжал ее в своей. — Я предлагаю просто погулять.
Они бродили по полузанесенным снегом дорожкам зоопарка, останавливались у темных клеток, всматривались и вслушивались, пытаясь угадать, обитаемо ли жилище.
Зоопарк в это время суток жил своей жизнью. Кто-то из его обитателей крепко спал, кто-то поздно ужинал. В темноте ухало и вздыхало, тяжело шевелилось, хрюкало, похлопывало крыльями. Где-то в глубине вскрикнула испуганно птица. Ей ответила другая. Прямо над ухом у Катерины хрипло каркнула ворона, задремавшая на ветке. Катерина дернулась резко, развернулась и попала в кольцо рук Лехи Васильева.
Они с упоением целовались под фонарем, свет от которого огромным желтым блином растекся на дорожке парка. В призрачном сумраке питерского полуночья плясали едва различимые дождинки, расчерчивая пространство в косую линейку. Осень не хотела сдаваться, хотя календарного времени ей было отпущено всего ничего — впереди был последний день ноября.
— Кать, пойдем домой? — Васильев с трудом оторвался от Катерины. — Слышишь, концерт закончился?..
Тишину ночного зоопарка нарушили едва уловимые далекие звуки. Они отличались от тех, не человеческих, которые пару часов слушали Катя и Леха Васильев: где-то пищала дверная пружина, шлепали по снежной сырой мешанине шаги, раздавались приглушенные голоса. Еще тише была слышна музыка — нежный гитарный перебор.
— Здесь всегда так ночью? — спросила Катерина. |