Изменить размер шрифта - +
Несмотря на то что ее снова делали под местным наркозом, весь день он находился в полудреме, где-то на границе сна и яви. В промежутках между провалами в сон, он слушал себя, свои ощущения, думал, вспоминал, пытался нащупать в себе какие-то изменения в памяти, в сознании. Вроде все как всегда, если отбросить шум в голове и другие болезненные ощущения.

Брат не отходил от него ни на минуту. Несколько раз он перечитал ему эсэмэски, которые прислала Катя. Леха слабо улыбался, закрывал глаза и счастливо вздыхал. Можно было все перетерпеть, лишь бы услышать то, что писала ему любимая женщина. А она не скупилась на добрые слова, ободряла его и поддерживала.

— Все хорошо, Лешкин кот! — говорил ему Саня, поправляя одеяло. — Она тебя любит и ждет.

Утром пришел врач. Долго и внимательно осматривал Васильева, говорил мало, и Леха вопросительно смотрел на переводчика, а брат спрашивал его поминутно:

— Ну, что там? Что?

— Доктор говорит, что все хорошо. — Переводчик ужасно коверкал русские согласные. У него получалось «Токтар каффарит, чито ффсо каррачо».

«Ну “каррачо”, так “каррачо”», — устало думал Леха. Его и правда ничего не беспокоило. Только какой-то посторонний звон, который как бы издалека наваливался на него. От звона этого голова наливалась свинцовой тяжестью, не болезненной, а какой-то неподъемной, от которой глаза открывать не хотелось, но доктор теребил его своими вопросами. Потом он похлопал его по руке, сказал «Гут!» — и отправился к другим пациентам.

А поздно вечером Васильеву стало плохо. Он не мог ничего сказать от боли, только потрогал брата за руку, и тот, взглянув на него, понял, что что-то случилось. Уже через минуту в палате Васильева были врачи, сбежавшиеся на сигнал тревожной кнопки, а еще через пять минут его, облепленного со всех сторон датчиками чутких приборов, везли в операционную.

Двери операционной сомкнулись, отрезая вход в помещение всем посторонним, и на электронном табло замигала надпись, наверно, возвещающая о том, что здесь идет операция.

Саня Васильев как оловянный солдатик маршировал по больничному коридору. В томительном ожидании утонуло время. Он потерял счет минутам, потом десятиминуткам, потом часам. В тишине слышно было, как зудит электронное табло, предупреждающее всех о том, что где-то рядом идет борьба за жизнь. И когда в этой зловещей чужой тишине раздался короткий «бульк» — звук мобильного телефона, — Саня вздрогнул. Он поспешно вытащил телефон из кармана халата и отключил звук.

Смс-сообщение было конечно же от Катерины. Она спрашивала, как там ее глухопятый, как поправляется, какое у него настроение.

У Саши сжалось сердце. Надо было ответить, а он не знал, как это сделать так, чтобы не напугать Катю. От растерянности он всегда, всю свою жизнь, выпаливал правду-матку, забывая о всякой дипломатии. Так и тут. «Кризис, — написал он в ответном сообщении. — Идет операция. Обо всем — позже».

 

* * *

Катерина, получив такое сообщение, сначала ничего не поняла. Только утром все было хорошо и замечательно. «Нет! Ну этого просто не может быть! — думала она. — Ведь два дня уже прошло! Самых трудных два дня! И все было хорошо. Брат Лехи Васильева сам писал ей, что все самое страшное уже позади!»

Она стала лихорадочно набирать сообщение, умоляя написать ей подробности. Но сообщение не было доставлено: Саня Васильев отключил телефон.

Ночь навалилась на Катерину, как стеной придавила. Ничего нельзя было сделать. Даже подругам позвонить Катерина не могла. Было поздно, и надо было думать о том, что завтра рабочий день и девчонкам на работу. Она постоянно набирала любимый номер, но телефон Васильева был выключен.

Быстрый переход