Человека, находящегося без сознания, трудно заставить что‑то проглотить. Возможно, посторонних отпечатков пальцев на бутылке и пузырьке и нет, они могут быть стерты. Но она держала бутылку указательным пальцем. Когда опустошаешь бутылку на три четверти, двумя пальцами ее не удержишь. – Мэри в ужасе смотрела на след от укола. Затем я поправил Джудит волосы. ‑Думаю, что ее убили, введя смертельную дозу морфия.
Что вы полагаете на этот счет, дорогая Мэри?
Девушка жалобно смотрела на меня, но расходовать жалость на живых мне не хотелось.
– Вы задаете мне этот вопрос уже второй раз. Зачем вы это делаете? спросила она.
– Потому что тут в известной мере есть и ваша вина. В том, что она убита, виноваты и вы. Возможно, даже в значительной мере. Убита. Причем как ловко все подстроено. Все становится понятным, только слишком поздно.
Подстроено так, словно это самоубийство. Однако я‑то знаю, что она совсем не пила. Ну так как?
– Я не убивала ее! Господи! Я не убивала ее! Не убивала, не убивала!
– Дай Бог, чтобы не было вашей вины и в смерти Смита, – произнес я угрожающе. – Если он не вернется, вас обвинят в соучастии в убийстве.
– Мистер Смит! – с изумленным и несчастным видом воскликнула девушка.
Но растрогать меня ей не удалось. – Клянусь, я не знаю, о чем вы говорите! воскликнула она.
– Ну еще бы. Вы заявите то же самое, если я спрошу у вас об отношениях между Джерраном и Хейсманом. Вы же такой милый и невинный младенец. И не знаете, какие отношения у вас с вашим добрым дядюшкой Иоганном?
Тупо уставившись на меня, Мэри покачала головой. Я ударил ее по лицу.
Понимая, что больше сердит на себя, чем на нее, ударил снова. Девушка вскинула на меня глаза с удивлением и обидой. Я замахнулся вновь, но она закрыла глаза и отшатнулась. И тогда, вместо того чтобы ударить ее еще раз, я обнял девушку и прижал к себе. Мэри стояла неподвижно, даже не пытаясь вырваться. У нее не было сил.
– Бедная моя Мэри, – сказал я. – И бежать‑то вам больше некуда. – Она молчала, все еще не открывая глаз. – Дядя Иоганн такой же вам дядя, как и я.
В ваших иммиграционных документах указано, что родители ваши умерли. Я уверен, что они. живы и что Хейсман приходится вашей матери братом не в большей мере, чем вам дядей. Уверен, что оба они у него в заложниках, чтобы гарантировать ваше послушание. Вы тоже у них в заложниках, чтобы гарантировать их послушание. Я не просто предполагаю, что у Хейсмана черные намерения, я это знаю. И я не просто предполагаю, что Хейсман – преступник международного масштаба, а уверен в этом. Я знаю, что вы не латышка, а чистокровная немка. Мне также известно, что ваш отец был видной фигурой в высших военных кругах рейха. – На самом деле ничего этого я не знал, а лишь предполагал, но оказалось, что попал в точку.
– Кроме того, мне известно, что речь идет о крупных суммах, не наличными, а в ценных бумагах. Ведь это правда?
Наступила тишина, затем девушка произнесла безжизненным голосом:
– Если вам столько известно, зачем же было притворяться? – Откинувшись назад, она посмотрела на меня взглядом побитой собаки. – Вы вовсе не доктор?
– Я доктор, но последние несколько лет не практикую. Теперь я состою на службе у британского правительства. Ничего возвышенного или романтического.
Я не сотрудник разведки или контрразведки, я служащий британского казначейства. А здесь я очутился потому, что наша контора давно интересуется махинациями Хейсмана. Правда, я не ожидал, что появится уйма других проблем.
– Что вы имеете в виду?
– Слишком долго объяснять.
– А мистер Смит? – спросила она и после некоторого колебания прибавила:
– Он тоже сотрудник казначейства? – Я кивнул, и Мэри сказала:
– Я так и подумала. |