Когда я вернулся в кают‑компанию, шел уже четвертый час. Начало смеркаться. Лонни и оба его спутника, должно быть, давно нагнали Отто. Пора бы им и вернуться, подумал я. Мэри, по ее словам успевшая перекусить, подала мне жаркое с картофелем, приготовленное из замороженных полуфабрикатов. На лице ее была тревога. Причин для беспокойства у нее хватало, но я знал, чем она озабочена в данную минуту.

– Куда же они запропастились? – проговорила девушка. – С ними что‑то случилось.

– С ними все в порядке. Просто дорога оказалась длиннее, чем они рассчитывали, только и всего.

– Хорошо бы, а то темнеть начинает и снег повалил... – Замолчав, Мэри с осуждением посмотрела на меня. – Уж больно вы умный.

– Очень хочется быть умным, ей‑Богу, – признался я, отодвинув тарелку, к которой почти не притронулся, и поднялся из‑за стола. – Спасибо. Дело не в вашем кулинарном искусстве, просто есть не хочется. Я буду у себя в комнате.

– Смеркается, – опять сказала она невпопад.

– Я ненадолго.

Сев на койку, я осмотрел свою добычу. Долго разглядывать ее было некогда, да и незачем. Платежные ведомости были красноречивы, но еще красноречивее оказалась связь между записями в чековой книжке Отто и банковской книжкой Гуэна. Однако самым любопытным предметом, пожалуй, оказалась крупномасштабная врезка, изображающая залив Эвьебукта. Разглядывая карту, я стал размышлять обо всем, что связано с отцом Мэри Стюарт. И вот в эту минуту вошла сама Мэри.

– Там идут какие‑то люди.

– Кто именно?

– Не знаю. Уже темно, и снег валит.

– И откуда?

– Оттуда. – Мэри ткнула в южном направлении.

– Это, должно быть, Хендрикс и «Три апостола». – Завернув бумаги в полотенце, я протянул их девушке. – Спрячьте это у себя. – А затем, перевернув вверх дном свой медицинский чемоданчик, я извлек из кармана шоферскую отвертку и начал отворачивать четыре винта, служившие в качестве подставки.

– Хорошо, хорошо. – Помолчав, Мэри спросила:

– А вы мне не объясните, в чем дело?

– Бывают такие бессовестные люди, которым ничего не стоит порыться в чужих вещах. Особенно моих. Разумеется, в мое отсутствие. – Я снял основание и стал вытаскивать плоский металлический ящик, который был вмонтирован в днище чемоданчика.

– Вы уходите, – произнесла Мэри монотонным голосом. – Куда?

– Не в кабак, можете быть уверены. – Вынув черный ящик, я протянул его девушке. – Осторожно. Он тяжелый. Спрячьте и это, да как следует.

– Но что же...

– Торопитесь. Я уже слышу голоса.

Она поспешно ушла к себе в спальню. Привинтив днище на прежнее место, я направился в кают‑компанию, где уже находились Хендрикс и « Три апостола».

Судя по тому, как они хлопали в ладоши, чтобы восстановить кровообращение, прихлебывая при этом горячий кофе, который Мэри оставила на печке, все четверо были более чем счастливы, вернувшись в жилой блок. Но когда я сообщил им о смерти Джудит Хейнс, все сникли. Как и остальные члены съемочной группы, особо теплых чувств к покойной они не питали, но их потряс сам факт смерти знакомого им человека. Хотя это и было, по их мнению, самоубийство, оно произошло в момент, когда не изгладились еще недавние кошмарные события. Никто из четверых не успел опомниться, как двери распахнулись и в помещение, шатаясь, ввалился Отто. Словно задыхаясь, он ловил ртом воздух, готовый вот‑вот свалиться от изнеможения. Я посмотрел на него с деланным участием.

– Не надо, мистер Джерран, не стоит принимать это так близко к сердцу, – сочувственно произнес я.