|
– Расскажу, когда будет время, и может быть, мы вместе об этом задумаемся. Но на нас Бенёвский не подействовал, правда? На тебя и на меня. А вот Джон заслушивался. В чем разница между нами и Джоном? – Мы пираты, – а какая еще могла быть разница? Джон как был, так и оставался хорошим парнем, и вряд ли когда нибудь станет другим. Да и Роб тоже. А вот мы с Дюпоном – одной крови. – Мы… Мы свободны всегда. С рождения. – В чем то таком дело, да! – кивнул Клод. – Мы его торопили перебивали, а он к такому не привык. Он привык говорить с людьми, которые ищут свободы. И вот он все твердит: свобода, свобода, счастье, счастье для всех… А нам с тобой этого не нужно. Мы пираты, буканьеры, мы привыкли добывать свое счастье сами и не боимся, что пока к нему идем, окажемся в гробу. Все там будут, верно? Так вот когда я был в Европе… – он наморщил лоб, подыскивая слова. – Они будто бы хотят подчиняться. Любят это. – Да брось! Никто не любит подчиняться! Я сказала и задумалась. Да, дурная привычка – сначала сказать, а лучше выстрелить, и уж потом – думать. Но Клод в чем то был прав. В Лондоне, когда приходилось временно там жить, чтобы придумать очередной план побега, я тоже немного удивлялась: многие и многие люди день за днем боролись с нищетой, подвергались унижениям со стороны тех, кто знатнее и богаче, и даже не пытались искать другой жизни. Я рассказывала там об островах, но их больше интересовало не то, чего можно добиться, а сколько там опасностей. Их интересовали только опасности. Там могут продать в рабство? Да, конечно! Там водятся огромные кусачие пауки? И насколько кусачие, и как больно, и как опухает рука! Там есть пираты, которые в любой момент могут налететь и разграбить, разрушить все то что ты с таким трудом построил? Тысячу раз да! Только зачем искать поводы не ехать за океан, если есть столько поводов, чтобы ехать? Там тепло, там красивое море, там прекрасные фрукты, там красивые смелые люди, там… Нет, меня больше любили слушать, когда я рассказывала ужасы. И особенно, конечно, про ужасы, творимые пиратами. Я все хотела спросить: а не хотели бы вы, дорогие мои лондонцы, вечно ругающие погоду своего вечно грязного города, вместо того, чтобы бояться пиратов, попробовать их жизни? Конечно, люди из Европы валили к нам валом. Но хотели они не Карибского моря со всеми его прелестями и опасностями, а хотели построить за океаном такую же Англию, такой же Лондон, только чтобы в нем они сами были знатнее и богаче других. К счастью, никогда у них ничего такого не получится. Города будут возникать и сгорать в огне набегов, отстраиваться снова и жить быстро, ярко… Не так, как в старом, сыром Лондоне. Бенёвский, переговорив о чем то с Моник и Отто, вернулся к нам. Он выглядел довольным, но и настороженным одновременно. Оценивающе посмотрел сперва на меня, потом на Клода, словно прикидывая, о чем мы шептались. – Скажу напрямик, Кристин: я бы ведь мог просто захватить ваш корабль. – Черта с два! С тех пор, как капитан покинул борт, у порохового погреба стоит человек с факелом наготове. И поверьте, у него уже есть опыт по взрыванию кораблей. Если «Ла Навидад» не будет моим, он не будет ничьим! Ну, с тех пор, как не стало моего отца. Моник, кажется, хотела что то предложить вам насчет отца… – Бенёвский нерешительно оглянулся. – Честно говоря, я и сам не знаю, что именно. Но Моник обещала сначала помочь мне. Потом – делайте что хотите. Я… Я отдам ее вам. Последние слова он сказал совсем тихо. – Полковник, а кого еще и кому вы готовы отдать за счастье всего человечества? – так же тихо спросил Дюпон. – Кого угодно и хоть дьяволу, – в том же духе ответил Бенёвский, глядя Клоду прямо в глаза. – Так может, сразу все человечество и отправить к дьяволу? Чтобы быстрее счастье наступило? Когда Дюпон на кого то так смотрит… В другое время я не дала бы за жизнь Бенёвского и гроша. |
