Бабич потянулся за таблетками, якобы помогающими при морской болезни, но вместо этого выпучил глаза, раздул щеки и поспешно свесился с койки головой вниз. Позывы тошноты следовали один за другим, бурно и неудержимо. Не в силах смотреть на изгаженный пол, Бабич зажмурился. Из глаз лились слезы, желудок выворачивало наизнанку. Так продолжалось невыносимо долго. Отплевываясь желчью и утирая дрожащей рукой губы, Бабич снова распластался на койке, выплясывающей что-то невообразимое.

– О-о, – обессиленно простонал он, – умираю… Не могу больше… Не могу…

Липкая пятерня отыскала на тумбочке такой же липкий телефон. Палец вдавил кнопку вызова охраны. Бабич понятия не имел, чем могут помочь ему парни из службы безопасности, но надеялся, что с их появлением затянувшийся кошмар кончится. Бороться с тошнотой в одиночку он больше не мог. Выносить болтанку тоже было невмоготу. Мыслить хоть сколько-нибудь связно и последовательно не получалось. В дверь заколотили, кажется, ногами. Кое-как сползя с койки, Бабич, охая и оскальзываясь на каждом шаге, пересек каюту. Открыв дверь, он увидел перед собой Заирова, но почему-то не испугался. Наверное, потому что чеченец сам выглядел не лучшим образом.

– Блюешь? – спросил он, держась за переборку, чтобы не упасть при очередном крене яхты.

– Блюю, – равнодушно ответил Бабич, опустившийся на четвереньки. Ноги его не слушались. Каюта раскачивалась и кружилась, как после сильного перепоя.

– А мы тонем, – сообщил ему бледный Заиров.

– Как это – тонем?

– Очень просто. Идем ко дну.

– Дурацкая шутка, – простонал Бабич, тщетно пытаясь избавиться от клейкой слюны, протянувшейся от подбородка к полу.

– Пойдем наверх, – предложил Заиров. – Пора надевать спасательные жилеты и садиться в шлюпку.

– Меня проводят. Я вызвал охрану.

– Их всех там посмывало к чертовой матери.

– Этого не может быть, – помотал головой Бабич. В белых трусах и майке он отдаленно напоминал вымотавшегося бегуна, вынужденного сойти с дистанции.

– В левом борту пробоина, – сказал Заиров. – А мотор…

– Что – мотор?

– Заглох к едрене фене.

Подняв голову, Бабич вдруг осознал, что давно не слышит механического стрекота двигателя, означающего, что яхта движется к спасительному берегу. Зато удары волн были очень даже отчетливыми. Словно молотом снаружи садили, беспорядочно, но неутомимо.

– Где тут рация? – взвизгнул Бабич, к которому неожиданно вернулась прежняя энергия, подбросившая его на ноги. – Нельзя терять ни минуты! Надо сигнал SOS подавать! Пропадем!..

– Уже пропали, – заверил его Заиров, удаляющийся по коридору. – Накрылась рация. Если через минуту не сядешь в шлюпку, уплыву без тебя.

– Подожди, Ахмет!

– Да пошел ты, Боря!..

Издав щенячий визг, Бабич ринулся за уходящим партнером. Тот как раз открыл дверь, и в коридор хлынул поток воды, бурлящей под ногами. Ударяясь об стены, Бабич спешил к выходу с проворством крысы, почуявшей приближение смерти. По пути он сорвал со стены спасательный круг, но уронил его при очередном падении, а подхватить снова не сумел. Конечности сделались ватными. Кое-как вскарабкавшись по трапу, Бабич выбрался на палубу то ли ползком, то ли на четвереньках и обмер, очутившись лицом к лицу с разбушевавшейся стихией.

– Ахмет! – завопил Бабич, не слыша собственного голоса. Вцепившись в леер, он захлебывался морской водой вперемешку с дождевой и тщетно пытался разглядеть хотя бы одного человека, спешащего ему на помощь.