Стас, офигев, посмотрел на меня. Действительно, о какой «раскрутке» они говорят? Мы что, за этим сюда пришли?

— Мы не по этому делу, — сказал я.

— Не надо стесняться, — сказала певица. — Скромность артиста не украшает.

— Мы не артисты, мы и петь-то не умеем…

— А кто умеет? — хохотнула примадонна. — Этот, что ли? — кивнула она на носатого. — Или этот? — потрепала по щеке долговязого. — Чтобы стать звездой, милочка моя, петь уметь и не надо. Мне-то вы можете поверить? Если уж совсем слуха нет, будете рэперами.

— А Леокадия умеет! — сделал стратегический ход Стас.

— Далась всем эта выскочка, — насупилась прима.

— Но ведь это вы ее петь учили, — поддержал я брата.

— Ну, в общем, э-э… — замялась та.

— Вы или не вы? — прищурился Стас.

— Танцевать ее — вот он учил, — перевела она стрелки на носатого. Тот удивленно выпучил глаза, но тут же передал эстафету дальше:

— А говорить ее учил Сема Пятницкий, наш лучший порнографист! — указал он на пожилого, но одетого в штанишки с лямочками небритого мужчину, уткнувшегося соломинкой в стакан. Тот поперхнулся и возмущенно воскликнул:

— Не порнографист, а редактор солидного журнала! И сплетни это все. Я ее б научил кой-чему, попадись она мне в руки… Да, жаль, не попалась.

— Выходит, никто из вас ее никогда живьем не видел, — догадался я.

— Ну уж прямо никогда… — сказала примадонна. Потом вдруг вздохнула и жалобно посетовала: — Что-то в последнее время так трудно врать стало…

— Все, пошли к Перескокову, — потянул меня за руку Стас, и мы двинулись обратно к стойке.

— Ну зачем, зачем вам Перескоков?! — вскричал носатый, ломая руки.

Тут Стас взорвался:

— Слушай ты, дитя порока! — заорал он, выпучив глаза. — Отцепись от нас! Проваливай!

— Ай! — всплеснул руками носатый. — Нет, но какая экспрессия! Какая неподдельная страсть!.. Что может быть прекраснее гордого провинциала?!

Тут Стас на него ТАК глянул, что он все-таки отстал. Бармен, увидев нас снова, радостно кивнул, и вместе с ним мы нырнули в узкий коридорчик за стойкой. Через пару минут мы стояли перед небольшой, но очень внушительной дверью, похожей на дверцу холодильника «ЗИЛ». Бармен повернул катушки кодового замка и ухватился за никелированную ручку.

«Чпок!» — сказала массивная дверь и отворилась. Мы ступили в таинственный полумрак и оказались в маленьком тамбуре. Дверь за нами захлопнулась, звякнули китайские колокольчики, а когда они смолкли, стало так тихо, что мне показалось, такой тишины я не слышал еще никогда в жизни.

Помещение было сравнительно небольшим. Посредине стоял стеклянный журнальный столик, по которому дорожкой был рассыпан белый порошок. В одном из светлых кожаных кресел, в кислотно-зеленом махровом халате сидел всем известный продюсер Вениамин Перескоков — мужик с милированной шевелюрой и рожей шахтера.

Он сидел к нам спиной и нюхал через трубочку порошок. Я видел это в отражении зеркальной стены.

— Проходите, — бросил он, не оборачиваясь.

— Значит, так, мужик!.. — с ходу набросился на хозяина Стас, но я не дал ему договорить, с силой наступив на ногу, и шепнул:

— Добренькие кокаин не нюхают…

Стас кивнул и тут же спрятался за мою спину.