Шляпу он сдвинул на затылок. Я помню, что изо рта у него
вылетал пар и клубился в воздухе, как дым. Я слышал, как злобно он
фыркнул, скрываясь за большим утесом, - вероятно, все еще не мог позабыть
о своем столкновении с доктором Ливси.
Мать была наверху, у отца, а я накрывал стол для завтрака к приходу
капитана. Вдруг дверь отворилась, и в комнату вошел человек, которого
прежде я никогда не видел.
Он был бледен, с землистым лицом. На левой руке у него не хватало
двух пальцев. Ничего воинственного не было в нем, хотя у него на поясе
висел кортик. Я всегда следил в оба за каждым моряком, будь он на одной
ноге или на двух, и помню, что этот человек очень меня озадачил. На моряка
он был мало похож, и все же я почувствовал, что он моряк.
Я спросил, что ему угодно, и он потребовал рому. Я кинулся было из
комнаты, чтобы исполнить его приказание, но он сел за стол и снова
подозвал меня к себе. Я остановился с салфеткой в руке.
- Пойди-ка сюда, сынок, - сказал он. - Подойди поближе.
Я подошел.
- Этот стол накрыт для моего товарища, штурмана Билли? - спросил он
ухмыляясь.
Я ответил, что не знаю никакого штурмана Билли и что стол накрыт для
одного нашего постояльца, которого мы зовем капитаном.
- Ну что ж, - сказал он, - моего товарища, штурмана Билли, тоже можно
называть капитаном. Это дела не меняет. У него шрам на щеке и очень
приятное обхождение, особливо когда напьется. Вот он каков, мой штурман
Билли! У вашего капитана тоже шрам на щеке. И как раз на правой. Значит,
все в порядке, не правда ли? Итак, я хотел бы знать: обретается ли он
здесь, в этом доме, мой товарищ Билли?
Я ответил, что капитан пошел погулять.
- А куда, сынок? Куда он пошел?
Я показал ему скалу, на которой ежедневно бывал капитан, и сказал,
что он, верно, скоро вернется.
- А когда?
И, задав мне еще несколько разных вопросов, он проговорил под конец:
- Да, мой товарищ Билли обрадуется мне, как выпивке.
Однако лицо у него при этих словах было мрачное, и я имел все
основания думать, что капитан будет не слишком-то рад встрече с ним. Но я
тут же сказал себе, что это меня не касается. И, кроме того, трудно было
предпринять что-нибудь при таких обстоятельствах. Незнакомец стоял у самой
входной двери трактира и следил за углом дома, словно кот, подстерегающий
мышь. Я хотел было выйти во двор, но он тотчас же окликнул меня. Я не
сразу ему повиновался, и его бледное лицо вдруг исказилось таким гневом, и
он разразился такими ругательствами, что я в страхе отскочил назад. Но
едва я вернулся, он стал разговаривать со мною по-прежнему, не то льстиво,
не то насмешливо, потрепал меня по плечу, сказал мне, что я славный
мальчишка и что он сразу меня полюбил.
- У меня есть сынок, - сказал он, - и ты похож на него, как две капли
воды. |